Дом на Розенштрассе | страница 20
«А вас устраивает подобное положение?» — спросил я у него.
«Я не могу желать лучшего, — ответил он. (Раздались звуки колокола, и он поднялся). Если вы пожелаете прийти в пятницу, я буду в вашем распоряжении. (Он печально проводил меня до лестничной площадки и смотрел, как я спускаюсь по лестнице.) Будьте добры, передайте своей сестре мое глубокое почтение и скажите, что я очень ценю ее предупредительность».
Сегодня после полудня в соборе служба. Я оставляю записочку для Александры и направляюсь по длинной мощеной улице, которая поднимается вверх по холму. Я хочу послушать музыку. Мне трудно спорить с Александрой, она всегда одерживает верх над моей логикой. В последний раз, когда я был в Майренбурге, мне случилось описать одной молодой женщине, с которой у меня была связь, состояние духа, в котором я находился. Я объяснил ей, что в течение нескольких лет задавал себе вопрос, женюсь ли я когда-нибудь вновь, потому что моя жена бросила меня ради одного морского офицера через три месяца после свадьбы. Молодая женщина улыбнулась: «Уж не воображаете ли вы, что я хочу выйти за вас замуж?» Я ответил, что думал об этом. «Но уверяю вас…» Она захохотала, делая вид, что никак не может остановиться. Я терпеливо ждал, пока она успокоится. «Это не подлежит обсуждению», — заявила она наконец.
«Отлично». Я встал, обдумывая, зачем ей понадобилось отрицать то, что со всей очевидностью волновало ее, и почему у меня не хватало смелости открыто сделать ей предложение, хотя я чувствовал себя готовым к этому. В тот вечер, испытывая досаду от своего поведения, я приказал доставить меня к фрау Шметтерлинг, где я заказал комнату и девицу. Вот уже год стало моей привычкой посещать это заведение дважды в неделю. Теперешнее мое посещение было третьим за неделю. Фрау Шметтерлинг это несколько позабавило. Взяв у нее ключ, я поразился своей способности вызывать смех у женщин, не желая того. У меня не было ни малейшего повода думать, что они презирают меня или что я им не нравлюсь, однако я не понимал, почему они так веселятся, глядя на меня.
Почему кажется, что женщинам доставляют удовольствие страдания мужчин, даже если они их любят? И вот я снова размышляю о природе власти и любви. Всего несколько недель спустя после моего поражения с той молодой женщиной мне представился случай сообщить другой особе, что я не желаю ее больше видеть. «Но я люблю тебя всем сердцем, всей душой, — ответила она мне. — И я буду всегда тебя любить! Я хочу быть твоей, что бы ты ни делал со мной. Я хочу помогать тебе во всем». И ровно через неделю (а точнее, через шесть дней) после этого она влюбилась в чиновника казначейства, которому она стала, по общему мнению, терпимой и верной спутницей жизни. Чем больше я приближался к собору, тем гуще становились деревья. Можно подумать, что находишься за городом. В траве мелькают полевые цветы. Весной и летом здесь можно видеть, как цветут вишни и яблоки. Я иду по неровной мощеной дороге. Высоко над моей головой вздымаются шпили собора. Внутри поет хор. Я поворачиваю назад. Можно послушать и другую музыку, где-нибудь в кафе или на улицах. Останавливаюсь на углу улицы Фальфнерсаллее. Последняя конка пятнадцатого маршрута направляется к конечной остановке Радоския. Я видел Майренбург во все времена года, но сейчас он мне нравится больше всего. Я прохожу мимо памятников знаменитых мужчин и женщин Вельденштайна. Внезапно я чувствую голод, подумав о борще, которым славится квартал Младота. Его готовят из свеклы и ребрышек, а потом сдабривают венгерским токайским вином. Борщ обжигает нёбо. Вспоминаю, как Александра говорила, что от такого борща у нее даже в ушах звенит. Это восхитительно, настоящий бальзам. Я решаю вернуться в отель, разбудить Александру и спросить ее, не хочет ли она поужинать вместе со мной. Когда я оказываюсь на площади Мирони, появляется кучка нищих попрошаек. Отдаю им всю мелочь, которая у меня была. Они направляются к имению Шлаффов. Скоро рассвет. Я тороплюсь к Александре, внезапно испугавшись, что она проснулась и испугалась, потому что меня с ней нет.