— Теперь сеньор Леонид совсем не походит на раба, бежавшего с галеры, не так ли? — самодовольно поинтересовался он у Сони, как будто написал портрет Разумовского, а не всего лишь переодел его.
— Теперь бы еще побрить его, — проговорила Соня.
— Разве сеньор Леонид не носит бороду?
— Теперь носит, но вынужденно, понимаете?
— Понимаю. Бенито!
Вездесущий Бенито объявился, вопросительно поглядывая на хозяина.
— Отвести больного сеньора в комнату, куда мы поставили атласную кушетку? — попробовал догадаться он.
— Какую кушетку? Сеньор не болен, он не брит.
— Привести сюда Умберто? Он хорошо бреет.
— Хорошо? На прошлой неделе он порезал меня.
— Случайно. Он больше не будет.
— Не будет. В следующий раз он просто меня зарежет… Хорошо, веди его, и пусть прихватит свою бритву.
Между тем Разумовский полностью пришел в себя, обрел наконец осмысленное выражение и уже с интересом огляделся вокруг.
— Соня, что значит эта суматоха? — спросил он по‑русски.
— Приехала хозяйка дома, в котором, как ты видишь, нет ни мебели, ни каких‑либо съестных припасов. Сеньор Пабло любезно помогает мне, потому прошу и тебя проявить уважение, говорить на его языке.
— Но я плохо знаю испанский, — закапризничал тот, что совсем недавно был рабом на галере.
Теперь он стремительно набирал прежний снобизм, нисколько не поколебленный месяцами унижений.
Помявшись, он обратился к художнику:
— Вы говорите по‑французски?
— Говорю.
Лицо Пабло перестало излучать доброжелательность. Он как будто сразу подобрался, словно ожидая подвоха. Что‑то услышал в голосе Леонида или знает русский?
Но тут появились Мари и Анхела, стали накрывать на стол, а опять возникший в дверях Бенито без особых церемоний увлек Разумовского за собой.
— Аристократ, — сказала, как бы ни к кому не обращаясь, Соня.
— Но ведь вы тоже аристократка?
— О, с некоторых пор я поняла, что это слово вовсе не означает также верный, порядочный. И чуткий. Я поняла, есть люди плохие и хорошие, остальное — все то, что они сами и придумали.
— Наш падре не одобрил бы вашего вольнодумия, — усмехнулся Пабло.
— Вольнодумия? — изумилась Соня. — А мне казалось, что я всего лишь делюсь с вами результатами своего во многом печального опыта.
— Трудно вам придется, — пробормотал Риччи и, не дожидаясь Сониных расспросов, добавил: — Простите, мне нужно уйти ненадолго. Посмотреть, что там натворили мои слуги. За Бенито нужен глаз да глаз. Он такой шутник, просто хлебом не корми, дай что‑нибудь этакое учудить…
