— Я думаю, он сейчас придет, — с ехидцей сказала Мари, — с его‑то аппетитом… Такой запах он непременно учует! А порученным делом я займусь после обеда.
— Конечно, нам ведь это не к спеху, — лукаво сказала Соня. — Когда сделаешь, тогда и станем заниматься.
По тому, как загорелись глаза у Мари, она поняла, что девушка с уборкой нового спортивного зала медлить не будет.
Едва Мари скрылась в кухне, как в дверях появился Разумовский.
— Мне кажется, Соня, ты распустила свою служанку до безобразия, — произнес он по‑русски, совершенно игнорируя присутствие Жана.
— Что он сказал? — поинтересовался тот у Сони, тоже не глядя в сторону Леонида.
— Говорит, что госпожа из меня никакая.
— Я сказал не так, — перешел Леонид на француз—ский. — Я сказал, что дому не хватает хозяина. Ты не приучена к самостоятельности, ты росла в тепличных условиях…
— Ты будешь с нами обедать или пойдешь… еще куда‑нибудь?
Соня в самый последний момент прикусила язык. То, что она хотела сказать своему нечаянному гостю, вряд ли бы ему понравилось и еще больше укрепило в мысли, что она общается со всяким сбродом.
Но он догадался, что Соня хотела сказать, и с изумлением уставился на нее.
— Буду обедать с вами, — сказал он, не отрывая от нее глаз.
— Вот и хорошо. Мари сказала, будет курица с каким‑то изумительным соусом.
— Одно блюдо?
— Одно, — покорно согласилась Соня. — Видишь ли, нам приходится экономить, потому что неизвестно, когда придут… когда у нас появятся деньги… А что, ты не любишь курятину?
— Люблю, — буркнул он и больше до конца обеда не произнес ни слова.
Сонина мама‑покойница сказала бы: «На всякий чих не наздравствуешься». Сначала княжна раздражалась на замечания Леонида, а потом решила попросту не обращать на них внимания, и такое ее равнодушие задевало его куда больше.
Надо будет посоветоваться с Жаном: может, стоит дать Разумовскому денег на дорогу, и пусть уезжает искать посольство или что ему еще нужно и оставит их наконец в покое.
«Распустилась ты, Соня», — сказала бы мама — что‑то часто она нынче вспоминается. Зайти бы в церковь, поставить свечку за упокой души маменьки. Софья ведь в церковь давно не ходила, да и куда здесь пойдешь, если православных церквей нет, одни католические соборы… Потому, наверное, мама о ней и беспокоится.
И то сказать, доченька ее так переменилась, что и не чает теперь, как на прежнюю дороженьку вернуться. Никакой власти над собой терпеть не хочет. А ведь Разумовский был бы ей нынче мужем, и его бы она слушалась беспрекословно. Не послушайся такого! Но сколько впечатлений тогда Соня бы не имела! Нет, не променяет она теперь свою нынешнюю свободную жизнь на затворническую.
