Вылезли они, надо сказать, далековато от конечной остановки восьмого автобуса. Пилить им пришлось оттуда прилично. Душу дядя Вова спрятал под кургузый жакетик, оставшийся от былого камзольного великолепия нижнего мира. И Мишке иногда казалось, что у него там за пазухой сидит непоседливый котенок, который трется о его плечо и, вроде, даже мурлыкает. И этот дядя Вова, глядя перед собою круглыми, как у совенка, стремительно голубевшими глазками, чего-то довольно гулькал себе под нос ей в ответ.
— Больного везу, не видите? — нагло сказал Мишка кондукторше. Та хотела заорать, что автобус вообще-то для здоровых задуман, но, прислушавшись к доносившемуся от бомжеватого вида мужика мурлыканью, плюнула и отошла. Вроде, ухмыльнулась даже чему-то. Про себя.
А Мише и дяде Вове предстояло сейчас самое сложное. Попасть на прием к озверевшей тетеньке Петровой, которая три полнолуния назад была глупой Мишкиной мамкой.
У бывшего офиса господина Кропоткина стояли два ряда омоновцев, продажных сытых ментов, и вневедомственная охрана. Туда-сюда сновали чины городской администрации с корзинами темно-бордовых тюльпанов засвидетельствовать свое почтение убитой горем матери. Никто не сомневался, что Мишку у Петровой похитили. Никто только не понимал — кто и почему? Врагов у Петровой уже вроде бы никаких не осталось. Последнего город с почестями схоронил на прошлой неделе с вполне законным диагнозом городского патологоанатома — острая сердечная недостаточность. А тот журналюга, который поинтересовался, не живым ли еще вскрывали покойника, быстро заткнулся. Причем сам. Подавился сразу чем-то. Вроде вилкой. Или двумя.
Но Мишки не было, а телохранительша, прикованная расстроенной Петровой к батарее, ничего толком объяснить не могла, как ее не дубасили два накаченных хлопца.
А Петрова, главное, чувствовала непрерывную сосущую тревогу. Причем объяснить ее только пропажей Мишки она не могла. Она даже умом ощущала, что с Мишкой-то все может еще и обойдется, а вот с тем, что она теряет…
Она внутренним взором мысленно искала по всей своей быстро формирующейся империи какую-то пропажу, но даже понять не могла, что же такое она потеряла. Все работало точно, учитывалось мгновенно, все материальные ценности и нематериальные активы немедленно ставились в ведомости, отчеты и утратиться внезапно никак не могли. Но отчего же такая дикая тоска поселилась в том месте, где когда-то у нее было… была… ну, такое… аналитик еще психический ей что-то за шестьсот рубликов в час рассказывал… Что же она потеряла?
