— Я полагаю, — с жаром заявил Седой, залезая на верхнюю полку, — надо и здесь работать! Случайностей в нашем деле не бывает! Всех, кто сюда ни вопрется, надо выслушать и прокачать! Слушай, я полночи подежурю, сколько смогу, а потом тебя подниму. Устраивает? Давай плановые дежурства с завтрашнего дня начнем.
Всю ночь колеса стучали по поющим рельсам: "Мегид-до, Мегид-до, Мегид-до-до-дон", разгоняя сон. Светили желтыми глазами полустанки, и веселой беспутной спутницей за вагоном бежала полная луна.
Потом вагон надолго остановился где-то и почти до утра стоял в полной тишине. Только вдали слышались редкие гудки маневрирующих составов и усталый женский голос диспетчера из динамиков. Но вот подошла какая-то бригада мужиков, матерясь, они подкатили вагон к другому составу. Вагон вздрогнул всем телом один раз, потом другой, потом что-то взвизгнуло под ним, будто между колес пробежала металлическая кошка, и вновь колеса запели свою боевую песню.
Под утро небо заволокло свинцовыми тучами, а наступивший тусклый, серый день будто извинялся холодными крошечными слезинками, висевшими в воздухе, что ничего запоминающегося и радостного он с собою не несет.
В ГЛУХОМ КРАЮ ЧУЖБИНЫ ДАЛЬНЕЙ
Под утро небо заволокло свинцовыми тучами, а наступивший тусклый, серый день будто извинялся холодными крошечными слезинками, висевшими в воздухе, что ничего запоминающегося и радостного он с собою не несет. С кленов и дубов медленно падала листва в гниловатых, коричневых подтеках. В парке было сумрачно и тихо, непогода разогнала всех обычных посетителей. По мощеной дорожке, неспешно разговаривая, шли двое мужчин, прикрываясь одинаковыми черными зонтами. Строгие темные костюмы и одинаковые кейсы делали их похожими на банковских служащих средней руки, зашедших обсудить деловые детали финансовой операции в неформальной обстановке.
— Я полагаю, времени осталось в обрез. Никогда еще нашествие лжепророков не было столь мощным и отлаженным, — тихо говорил высокий, суховатый человек, наклоняясь почти к самому лицу своего плотного спутника, сравнительно невысокого роста.
— Кому вы это говорите, пастор Белофф? — риторическим вопросом ответил спутник. — Я ведь жил в Израиле. Там обычное явление, когда кто-то заявляет себя мессией с истерическими рыданиями у Стены Плача. Так и называется — "иерусалимский синдром". Дня не проходит, чтобы по Садам Сахарова с сиреной не проехала карета скорой помощи в психушку "Кфар Шауль".
