Трубка что-то пробубнила на гневную речь Циферблатова, продолжавшего буровить Поройкова взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. От резкого солнечного света, бившего в распахнутые окна комендатуры, глаза Циферблатова казались совершенно желтыми. Поройков зябко повел плечами и в который раз принялся сосредоточенно изучать показатели удобств для размещаемого контингента.
— Получил я уже выписку из приказа, товарищ Восьмичастный! Вопрос о подготовке ОЛП N45 поставлен в приказе во всей широте. Так что не волнуйтесь, к зиме все будет готово, — упокоил трубку Циферблатов. — Да-да! Поройков его фамилия! Здесь он, у меня сидит. Я тоже так думаю, товарищ Восьмичастный. Пускай проявит организаторские способности, раз такой смышленый. Землянки и утепленные шалаши к сентябрю будут готовы. Инженеров отконвоируем с Сорского молибденового комбината со статьями 54-1а, 10 и 11 украинского УК, дополнительно всю нашу статью 58–10 выберем… У меня еще эстонцев и немцев много, мне столько не надо. Вот пускай и развиваются националистически на свежем воздухе, правда? Конечно, товарищ Восьмичастный! Вам так же!
Циферблатов аккуратно положил трубку на аппарат и вытер вспотевшую лысину большим носовиком, вышитым гладью арестантками БУРа — барака усиленного режима. С тяжелыми мыслями Поройков ждал решения своей участи. Дернуло же его о систематическом избиении контингента вопрос на партактиве поднять… Из-за мамки ведь поднял. Мать-то шибко верующая всю дорогу была, хотя саму столько жизнь била, что давно можно было во всем разувериться. Все за бога цепляется, глупая баба, а чем он ей помог? В каждом письме просит никого не бить, пожалеть судьбою обиженных… Дура.
— Дернуло же тебя, Поройков, об этих зэках вопрос на партактиве поднять! — зло откликнулся на его мысли Циферблатов. — Чуть ведь не испортил мне все! А если бы я выложил загашники, которые на тебя собрал? Чистеньким решил в ВОХРе служить? Да я давно бы тебя в штрафбат отправил, но у нас некомплект стрелкового состава 34 человека. Только потому и терплю все твои родимые пятна капитализма. Со скрипом терплю! А если бы я на партактиве вот этим козырнул? Что вылупился? Не ожидал?
Поройков действительно не ожидал увидеть в руках Циферблатова это письмо. Письмо пожелтело, края измахрились. Чувствуется, Циферблатов давно таскал его в кармане гимнастерки. "Что же ты, Мария Спиридоновна? — тоскливо подумал Поройков о почтальонше, всегда казавшейся ему такой порядочной. — Что же ты продала-то меня, как падла? Как же теперь эти попы будут письма своим попёнкам слать?"
