Эти два прилежных посетителя салона на улице Монсей были очаровательными осколками прошлого века и общества лучшего или по крайней мере более любезного, чем наше.
Шевалье и виконт были знакомы с детства и быстро подружились; они вместе служили в период реставрации, сопровождали Карла X в изгнание и обольщались тем, что воевали с герцогиней Беррийской. Разделенные друг с другом различными событиями во время царствования Луи-Филиппа, они снова встретились в Париже и приняли решение больше не расставаться и зажить под одной крышей, соединив свои состояния, привычки, привязанности и старую мебель.
Никто не был более любим в салоне, чем эти два старика, столь тесно сдружившиеся; они поддавались уму друг друга, они заставляли себя ценить и когда они обменивались репликами, это был настоящий каскад анекдотов, острых словечек и эпиграмм, относящихся к людям и вещам старых добрых времен. Пи ум, ни сердце их не состарились и они не могли находиться рядом с хорошенькой женщиной без того, чтобы не начать ухаживать за ней. Шевалье усаживался по одну ее сторону, виконт по другую и принимались осыпать ее комплиментами и любезностями, однако все эти комплименты были в изысканном вкусе, как говорили во времена их молодости. Та, что подвергалась такой атаке, не чувствовала себя неудобно между двумя друзьями: она наклонялась вправо, наклонялась влево, слушала одного, слушала другого и под очарованием этой остроумной, но сдержанной беседы, скоро забывала о преклонном возрасте своих собеседников, опьянялась и начинала кокетничать в свою очередь. Заглянув немного дальше, можно было бы признать, что если бы целомудренную Сусанну[1] застали врасплох такие старцы, как шевалье и виконт, то она забыла бы об их дерзости под силой воздействия их ума и не пошла бы жаловаться в суд. Двух друзей можно было упрекнуть лишь в одном недостатке, впрочем, безвредном: они слишком любили углубляться в воспоминания. В самом деле, поскольку, их почти всегда принимали вдвоем, все служило у них поводом для совместных экскурсий в прошлое. Под малейшим предлогом они воскрешали его в памяти: сегодняшний праздник заставлял их вспоминать праздник, на котором они некогда были; женщина, пересекающая салон, напоминала им женщину, которая произвела на них впечатление тридцать или сорок лет назад, и т. д.
Казимир Дерош, у которого был скверный язык, имел бы прекрасный случай поизощряться в остроумии и прозвать их, если бы ему было позволено, двумя «Помнишь ли ты?».
