Хотя нет, о пропаже Леший тогда не думал.
Он все-таки зашел в подъезд, поднялся на четвертый этаж, позвонил в дверь и отошел в сторону. Этажом выше послышался невнятный звук. На улице пиликнула автомобильная сигнализация. Из Хоревой квартиры не донеслось ни звука. Леший слушал, но ничего не услышал. Он прошел вперед и глянул вверх, в просвет между лестничными маршами. Там стоял пожилой мужчина в растянутой майке и трениках, он курил, смотрел в окно и бормотал себе что-то под нос.
Говорить о пропаже было еще рано. Ритка собиралась в Днепропетровск… Хорь наливается где-то семидесятиградусной чачей и рассказывает девкам страшные диггерские байки.
Леший смотался в «Ледник» и в «Канаву», навестил полусонного Вано в его пропахшем чесноком и кинзой жилище. Далее были «Люксор», «Дядя Витя», «Клима», «Три сосны», старая Хорева подружка по имени Алина… Далее – Кабан, Таня Холод, Грецки, проститутка Румба… Все. В половине третьего ночи Леший иссяк. Можно было еще проведать Риткиных родителей, которые жили где-то в Мытищах, а также ее бывшего хахаля, который работает вышибалой в «Стольном». Но это было лишнее. Значит, Хорь либо под землей, либо… Либо, либо. Ну а если он все-таки наплевал на все и закинулся в тот подвал – один, втихую, явно творя западло, то – зачем? Из-за двух-трех монет, которые они могли не заметить там в суматохе? Хотя никакой суматохи не было, осмотрели каждый сантиметр… Нет, не стыкуется.
К себе домой Леший предпочел вернуться под землей. Нырнул в люк теплотрассы, прошел метров сто по сухому коридору, перелез через холодные по случаю летнего сезона трубы и через короткий ракоход, который сам же когда-то и прокопал, вылез в свой подвал. Отряхнулся, зашел в дальний темный закуток, потрогал замок на крепкой дощатой двери. За такими рачительные хозяева держат обычно соленья и всякий хлам, который при случае может пригодиться. У него здесь скрывался секретный ход прямо в квартиру – на всякий случай. Так крот устраивает из своего логова несколько хитрых выходов. Сейчас Леший решил дверью не пользоваться. Осмотрелся, поднялся по двум лестничным пролетам, вышел в подъезд, выглянул на улицу. Ничего подозрительного. Гости здесь не появлялись. Он зашел в квартиру, разделся, принял душ, почистил зубы, упал на кровать и сразу заснул – крепко, без снов, как засыпает выключенная лампочка.
А включился в семь утра, пожарил яичницу, заварил назойливо рекламируемый, но дрянной кофе. Голова не болела, жизнь продолжалась, но ее требовалось корректировать. Настолько серьезно, что он позвонил Томилину:
