– Да, так это есть, так, – невнятно забормотал Рудя, переминаясь с ноги на ногу, как двоечник у доски.
– Ну что, рыцарь, сразу в путь отправишься или поужинаешь с нами? – спросил я.
– О я, я, надо поужинайт! И надо хорошо подготовься. Плехо, если что забывайт, хорошо, если не забывайт…
Да что на него нашло? Только что витийствовал, и вдруг заговорил, как… даже сравнение не подберешь. В ином романе фэнтези наверняка прошел бы оборот «как пьяный детсадовец», но я, поверьте, искренний враг таких противоестественных сравнений. Хотя… похоже, черт возьми, похоже.
Э, да ему просто страшно в одиночку рисковать, вот и зазывал попутчиков. Что ж, не буду винить – с точки зрения «средневекового» рыцаря предложение жутковатое. Надо бы его как-то отрешить от винного обета, хлебнет для храбрости – успокоится.
Ужин закатили на славу. Самобранка, умница, уловила настроение, пожалуй, еще лучше меня почувствовала неуверенность Руди и выдала обалденную стерляжью ушицу, запеченную форель, гору красной и черной икры… Вообще, за ней давно замечена склонность к рыбным блюдам – очевидно, из-за близости моря. Но сегодня она выставила и гуся с яблоками, и порося с хреном, и фруктовые салаты, и (вот это диво!) картофель, и сладости какие-то, я даже названий не припомню.
На вино Рудя все-таки не согласился.
– Я решиль: пока с остров не уберусь, ни капли в рот.
– Так ведь уже почти выбрался!
– «Почти» не считается. Не уговаривай, я клятва даль! И я дольжен хранить трезвий голёва. Что, если кольдун обманывайт нас, и его кольца не носят, а губят?
– Тогда бы, Отто, Заллус не стал придумывать сложностей с уговором.
– А ведь Чудо говорил, если кольцо с мизинца на мизинец перекинуть, обратно вернешься? – вспомнил Платон. – Так ты на днях-то и заскочи к нам, успокой, расскажи, как до дому добрался.
– Да, я буду заскочить! Я буду все-все рассказайт… Когда вернусь до дом, я випью вино – за ваш здоровий! – вдруг провозгласил он, задорно хлопнув ладонью по столу. И потянулся к мандолине.
А его, кажется, и без вина повело…
Ладно, тут особенно рассказывать нечего. Славно посидели. Сытно ели, вкусно пили, душевно говорили. Пели и даже плясали под гусли-самогуды. Так-то они кого угодно вусмерть утанцуют, но на Баюна их магия воздействие имела слабое, и когда перед глазами у нас уже темнело, кто-нибудь просил его лечь на струны, музыка смолкала, и мы вновь садились за стол.
Рудя расшалился до того, что среди ночи предложил: еще одну – и по русалкам. Едва урезонили…
