Все, дорога открыта.
Хитрые чужие замки Петров вскрыл меньше, чем за минуту, после чего приступили к обыску. Работали споро и профессионально, ведь нужно было не только отыскать хоть что-то, но и не оставить при этом следов, иначе Фридман мог закатить жуткий скандал; его связи сделать это позволяли, а уж амбиции тем более.
Безуспешный обыск подходил к концу, когда Грач испытал непреодолимое желание посетить туалет. По большому сходить. Чернослив, зараза импортная, непререкаемо просился наружу. Просто самым категоричным и нахальным образом, как истый иностранец, будь они неладны.
Грач, недолго думая – а чего тут думать? – горным орлом водрузился на салатового цвета изумительный финский унитаз и со всем жаром молодого организма изверг из прямой кишки всю эту импортную заразу, испытывая при этом двойное удовольствие – от самого физиологического процесса, который, согласно Фрейду, входит в число семи удовольствий человека, и от того, что гадит в таком классном сортире.
Закончив процесс, он потянулся к рукоятке спуска воды, нажал на нее и – ничего. Нет в бачке воды. Он к крану – пусто. Как позже выяснилось, в этот день воду в доме отключили из-за ремонта. И в этот момент по рации сообщают, что дамочка вышла из салона и садится в такси, так что ходу ей до квартиры считанные минуты. Хуже того – и Фридман обозначился на горизонте. То есть рвать надо из поганой хаты самым спешным образом, что опера и сделали, успев поставить пару «жучков» для внутреннего контроля.
Чуть позже они стали свидетелями, точнее, слушателями страшного скандала на тему «Кто насрал?!». Просто страшного. Дело в том, что старший лейтенант Грач навалил в импортный фаянс не просто кучу, а настоящую пирамиду, как на грех, увенчанную сливовой косточкой. Как будто нарочно. Вызывающе.
Итогов было два. С любовницей Гриша Фридман расстался с жутким скандалом, а чуть позже через микрофоны скрытого прослушивания удалось установить, у кого он хранил свою кассу. И все потому, что он засуетился, обнаружив в своем унитазе выдавленную из офицерской плоти косточку.
А какая мораль? Да какая может быть в офицерской косточке какая-то уж особая мораль! На другие-то пирамиды люди со всего света ездят смотреть, а тут, считай, один Фридман и видел, в результате чего сел в тюрьму. Теперь, наверное, он бизнесмен.
Есть в моей биографии эпизод, когда я был офицером. Нет, без дураков, все по правде – погоны с одним просветом, портупея, пистолет в кобуре, утром подъем, вечером отбой, раздолбаистые солдаты и – куда без них! – командиры. А все вместе это называлось военными сборами. Представьте себе сотни четыре гражданских, которых оторвали от жен и пивбаров, нацепив на них военную форму.
