– Сомневаюсь, что это имеет смысл, – возразил Жаба. – Как я уже сказал, они с Вором сейчас не так близки, как раньше.
Дом Вора представлял собой грандиозный белый особняк в греческом стиле, он стоял в Белсайз-Парке, отгороженный от дороги стеной высоких каштанов. Гравийная дорожка была засыпана их мокрыми, похожими на ладони листьями, дом казался мрачным и заброшенным. Я припарковал древний фургон «эскорт» (Дэви купил его этим утром у «жучка» в Хай-Барнет, за наличные, никаких имен, никакой возни с оформлением), и мы с Дэви, взяв мешок с инструментами, вошли через парадную дверь, которая стояла широко распахнутой.
Мраморная лестница поднималась из холла на три этажа. На полу валялись обломки большого подсвечника, воздух был темный и леденящий, и воняло отвратительно. Что-то закопошилось в дальнем углу, и Дэви, посветив фонариком, обнаружил близнецов. Они жались друг к другу, голые, опутанные сетью собственных свалявшихся волос. Они до костей вгрызались в пальцы друг друга, и поскуливали, и мяукали, пока Дэви не перестал светить на них фонариком.
– У меня какое-то нехорошее предчувствие, – прошептал я.
– Просто прикрывай меня, – предложил Дэви и громко спросил, есть ли кто дома.
Ему ответило только эхо его голоса.
– Он не человек. Человек не может остаться в живых после того, как ему в ванну кинули телевизор, – сказал я.
– Это был фокус, – возразил Дэви.
– Нам нужно дождаться Жабу.
– Все это сплошные фокусы. Ловкость рук. Идем. Мы начали подниматься по лестнице.
Жаба обнаружился на площадке второго этажа.
Он лежал на спине в круге, начерченном его собственной кровью. Из каждой глазницы торчало по барабанной палочке. При этом зрелище я выронил свой край мешка, и инструменты загрохотали вниз по ступенькам. Дэви подхватил оставшееся и зашагал дальше. Я тяжело вздохнул и пошел следом.
В спальне Вора горела только лава-лампа в форме космической ракеты, заливавшая один угол комнаты алым светом. Вор лежал под своим балдахином, укрытый простыней, на которой виднелись пятна от мочи и недонесенной до рта пищи. Должно быть, он лежал так не один день. Ароматические палочки курились снопами, заволакивая воздух вуалью едкого синего дыма, но вонь, идущая от кровати, все равно была сильнее.
Окна были задернуты тяжелыми черными занавесками, стекла замазаны серебряной краской. Когда я попытался открыть окно, оказалось, что оно наглухо заколочено.
Должно быть, шум разбудил Вора. Он захихикал:
