Егошина мельком глянула в зеркало и, как будто не услышав намека, заговорила о другом:
– Поездка наша была деловой. Влада Багина уговорила меня и художника Питерова войти в группу поддержки Чешуякова на губернаторских выборах. Привлекать популярных людей для создания имиджа кандидатов – дело обычное. Чтобы обсудить план предвыборной кампании, Федор Павлович предложил поехать в спорткомплекс, где прекрасные условия для творческой работы. Ознакомительную поездку туда мы совершили на прошлой неделе. Наметили выигрышные места для съемки рекламного киносюжета. В этот раз хотели обдумать дальнейшие мероприятия. Нелепый случай перевернул наше намерение.
– О том, что случилось с Чешуяковым на следующий день, знаете? – спросил Слава.
– Багина позвонила мне сразу, как только сама узнала о несчастье. Это ужасно.
– Во время поездки Чешуяков не делился своими планами на завтра?
– Нет, говорили только о планах текущего дня.
В гримерную неожиданно заглянул стильно одетый «баскетболист». Покручивая на указательном пальце брелок с автомобильными ключами, спросил:
– Агнешка, тебя подбросить до дому до хаты?
– У меня аллергия на поездку с чужими мужьями, – строго ответила Егошина.
– Боишься, что летчик «подбросит»?
– Не мели глупости.
– Пардон, мадам.
– Гуляй, бэби.
«Баскетболист» послал воздушный поцелуй:
– Адью!
– Пока.
Наблюдая за Егошиной, Голубев отметил, что в ее манере спокойно вести разговор и в моложавом обаятельном облике нет ничего общего с той сквернословящей стервозой, которую она изображала на сцене. Огорчило Славу лишь упорное нежелание актрисы «выступить на суде свидетельницей». Это наводило на мысль, что ей очень не хочется, чтобы о «деловой поездке» стало известно ревнивому мужу-летчику.
…Более откровенный разговор получился с художником Питеровым. По подсказке Живанковой Голубев застал его в мансарде, расположенной под чуть пологой крышей старой пятиэтажки. Поначалу Славе показалось, будто уже где-то встречался с этим невысоким, примерно пятидесятилетним мужчиной, но зрительная память быстро подсказала, что усами, бородкой и обрамляющими худощавое лицо волнистыми волосами Питеров здорово похож на художника Репина, каким тот изобразил себя на автопортрете.
Пропитанное запахом масляных красок светлое помещение мансарды было заставлено подрамниками с загрунтованными холстами, готовыми картинами в багетных рамах и многочисленными листами картона с этюдами. На мольберте стоял большой подрамник с почти готовым портретом Чешуякова. Под высоким, вытянувшимся во всю наружную стену окном размещался обшарпанный двухтумбовый стол. На нем – мешанина красок в тюбиках, разной величины кисти, пачка сигарет «Кэмэл» и заменяющая пепельницу продолговатая импортная жестянка из-под мясных консервов. Возле стола приютились два испачканных засохшей краской стула. По предложению Питерова Голубев сел на один из них и, заинтересовавшись чешуяковским портретом, сказал:
