— Мать, что ли? — спросила повариха, не прикасаясь к фото.
— Я, я! — закивал головой немец. — Мутер. Я не быль мой дом сьемь год. — И он вздохнул. И, помолчав, опять принялся есть.
Я смотрел, как у него ходят желваки на худых скулах, и думал, что этот немец, наверное, скучает по дому, по своей матери. Шутка сказать, семь лет не был дома! Почти столько, сколько я живу на свете.
— Ты вот про мать, а я спрашиваю про фамилию про твою, чтобы знать, как называть-то тебя.
— Как его звать? Фриц! Как ещё! — вырвалось у меня.
Немец поперхнулся кашей.
— Найн, — сказал он, глядя мне в глаза. — Найн. Я не есть фриц. Менья зовут Александр Эйхель.
— А сестры и братья у тебя есть? — полюбопытствовала повариха.
— Найн.
— А женат? Жена, дети есть?
В лице немца что-то переломилось.
— Найн, — сказал он, опустив голову. — Найн. Бомба… — Он показал глазами на небо. — Бомба. Пух! Жена нет и двое дети.
— Ну конечно, где может быть Хрусталёв? Хрусталёв — на кухне! Мёдом тебе здесь намазано, что ли? — Алевтина Дмитриевна с этими словами вошла во двор и, увидев немца, тут же осеклась.
— Двое дети… — говорил немец, забыв про еду. — Один мальчик и один девочка… Три лет и пять лет.
Тётя Паша взяла его тарелку и скрылась на кухне.
— Я поражаюсь! — сказала Алевтина дяде Коле. — Она так спокойно говорит с фашистом. Да, может, он её сынов убил, а она с ним разговаривает!
Дядя Коля посмотрел на Алевтину, прищурясь от табачного дыма.
— Тебе сколь лет? — спросил он.
— Какое это имеет значение! — вспыхнула пионервожатая.
— Вот такое! Ты сначала роди двух сыновей, вырасти да получи на них похоронки, а опосля суди… Мала ещё судить!
— Так, может, он её сынов…
— А может, и нет! — резко оборвал дядя Коля. — Это они когда на нас силой пёрли, дак тогда разбирать было некогда: бей врага, и все дела! Чем больше, тем лучше. Все одинаковые — все враги. А теперь они все разные. Русский лежачего не бьёт! Эй, — сказал он немцу. — Как тебя, Александр, что ли?
— Я! — Немец поднялся.
— Да ты сиди! На каком фронте воевал?
— Найн! — замотал головой немец. — Яне на фронт. Я строител. Автобан. Дорога! Инженер.
— Видал! — сказал дядя Коля. — А звание какое?
— Гауптман… — потупясь ответил немец. — Капитан.
— Что вы мне хотите объяснить? Что он не виноват? — заговорила Алевтина. — Не был на фронте? Дороги строил? По этим дорогам танки шли, между прочим, дороги строили русские пленные. А их потом тысячами расстреливали!
Немец побледнел, он хотел что-то сказать, но, наверное, слов ему не хватало, он только прижимал руки к груди и беспомощно переводил глаза то на конюха, то на пионервожатую.
