Наконец девица обвела всех строгим испытующим взглядом:
— Товарищи, попрошу соблюдать тишину. Хочу напомнить, зачем мы сюда собрались. Товарищ Мухамедьяров, перестаньте крутиться, выпить вам никто сейчас не даст, так что садитесь и повернитесь ко мне, то есть к усопшей. В задних рядах дайте отмашку, если плохо слышно.
— Итак, — было в ее манере говорить что-то значительное, чему не хотелось противиться, — ушла из жизни наша подруга, наш боевой друг. Я буду говорить о ней в мужском роде. Мне так удобнее и к тому же сейчас это не имеет принципиального значения, — она выразительно посмотрела на гроб, — и вообще, что значит применительно к сегодняшней геополитической ситуации уж совсем архаичное деление на мужчин и женщин, вот вы, например, товарищ Мухамедьяров, вы уверены, что вполне соответствуете представлению Господа о мужчинах? Не знаете? А я знаю. Не соответствуете.
— Позвольте, — с опозданием заворочался Мухамедьяров.
— Не позволю, этак мы неизвестно куда зайдем!
— Да уж и так черт знает куда зашли, дальше некуда, — подал голос мужчина с сильной лысиной, — ни пожрать толком, ни поспать, сколько еще ждать?
Девица очень строго посмотрела на всех, сглотнула слюну и продолжила:
— Да, наш боевой товарищ умер при странных и трагических обстоятельствах, на первый взгляд случайных. Но только на первый взгляд. Я долго просматривала его бумаги и все, что осталось, и пришла к выводу, что к смерти он начал готовиться давно и основательно. Я располагаю многими фактами. Скажите, кто из вас написал завещание?
— Это что, допрос? Так я вам и сказала! — вперед вышла невысокого роста очень ладная женщина лет 40, - по какому праву? я протестую! Я во многих партиях состою, за меня есть кому заступиться.
— И я протестую, почему водки не несут, — встрял, наконец, Мухамедьяров.
— Товарищи, дайте дослушать! Продолжайте, пожалуйста, интересно же. А за водкой давно гонцов послали, вот-вот вернутся, — раздалось несколько раздраженных голосов из прихожей.
Девица секунду покопалась в бумагах и выдернула один листок.
— Вот, послушайте! Это отрывок из дневника усопшей. Запись сделана в начале прошлого лета.
Она забегала глазами по листку.
— Вот!
"На восьмом этаже рассвет наступает около трех. Сначала без солнца и облаков", — так-так-так, это не надо, ага! — "неверной поступью, белое становится голубым, играет на губах Сен-Жермена", — нет, это все не то — "вдали начинается истерическое небо, сон прерван, розовые фламинго", — нет, опять не то, ах, здесь, наконец-то, — "на последней, уже невыносимой ноте я просыпаюсь и долго чудится, что это я и кричу. Но мои, глиной сомкнутые губы, молчат. Наконец, я понимаю — все, что происходит за окном, меня не касается. Мой пьяный корабль сбился с курса".
