Спиритавичюс, учуяв, что пахнет жареным, встретил его с распростертыми объятиями:
– Ну, новичок! Что принес?
– Прошу, господин директор… – Пищикас выложил на стол протокол и отступил на шаг.
– Вот видишь… вот видишь… – говорил Спиритавичюс, роясь в ящиках стола. – Я не ошибся в тебе. Молодчина… Рыбак рыбака видит издалека, как говорится… То-то и оно!.. Поддел на крючок крупную рыбку, мошенника, обманывающего государство? Ого! И еще какого!
Спиритавичюс склонился над протоколом, откинулся, снова впился в бумагу, вскинул очки, посерьезнел и вперил в Пищикаса злой взгляд:
– Знаешь, братец… Не балуй! Без моего ведома ничего не выйдет! Заруби себе на носу и на хвосте. Кто тут хозяин? Я. Пойдешь туда, куда пошлю. Ясно? Будешь работать столько, сколько потребую, но не больше. С французами я сам справлюсь, – при этом Спиритавичюс смял протокол, снова развернул его, разорвал на четыре части и швырнул на угли в печку. Захлопнув железную дверцу, он сказал нежным, мягким голосом:
– Господин Пищикас, делай то, что тебе было поручено. Голову на отсечение – мы будем хорошими друзьями.
В коридоре Пищикас сказал рассыльному:
– Аугустинас, подай шубу…
Застегивая на Пищикасе пуговицы, хитрый старик заметил:
– Господин помощник… я опять выиграл папиросу… Вижу седой волос…
– Вздор, Аугустинас, вздор.
– Одну минуточку, господин помощник, никак не ухвачу… минутку… Пожалуйста… Видите?…
Пищикас сунул серебряный портсигар рассыльному и, взяв кончиками пальцев вырванный волос, отправился к директору:
– Взгляните, господин директор, – со скорбным лицом обратился Пищикас к Спиритавичюсу, показывая вырванный волос. – Я так тяжело переживаю свою вину перед вами, что во мгновение ока поседел…
Директор глянул на невинное лицо Пищикаса, на сивый волос и дружески потрепал его по плечу:
– Хороший ты… парень… Умница… Я тебя сразу разглядел.
* * *
Один стол в канцелярии был особенно велик и покрыт несколькими листами зеленой бумаги. Здесь работал четвертый помощник инспектора, завзятый мечтатель Бумба-Бумбелявичюс. Мечты Бумбелявичюса простирались так же далеко, как благородство его коллеги Пищикаса. Четвертый помощник грезил собственным домом. Лежавшая перед ним бумага была испещрена чертежами и цифрами. В самом центре стола, напротив чернильницы, красовался фасад дома, возле которого бил фонтан и стояла статуя женщины. Тут же был набросан внутренний план здания. Острый взгляд различил бы на бумаге схему расположения мебели в комнатах. В салоне было обозначено «мягкая». В предполагаемой кухне у плиты виднелась женщина и надпись «Марите». В спальне были начертаны две кровати и детская коляска, над которой изогнулся жирный вопросительный знак.
