– Вот те тур, Порт-Артур… – приговаривал Уткин, безжалостно плюнув на сбитого большевика, и долго дрыгал от удовольствия ногой.
– Мы еще посмотрим… посмотрим… – скрипя зубами и выдирая из носа волоски, брюзжал бывший полковник, когда большевистская пешка снимала белого кавалериста.
Если в мнимой войне с большевиками шахматная доска служила Уткину полем для теоретических занятий, то уж охота, которую он страстно любил, заменяла ему настоящую войну. Бывало, он на целые недели пропадал из инспекции. Пока его коллега Пискорскис преспокойно рылся в своем портфеле, Уткин блуждал по кайшядорским лесам, науськивал собак и с упоением истреблял пугливых лесных жителей – зайцев.
– Ах ты, большевик! – кричал он, гоняясь за подстреленным косым. – Я же тебе говорил: пришел твой последний час. Со мной шутки плохи.
После ранения на войне и сложной операции одна нога Уткина стала заметно короче. Бывший вояка рыскал по кустам и холмам, преследуя классового врага, падал, цепляясь за корни, вскакивал и снова мчался вперед. Это и в самом деле походило на перебежки солдат на фронте. А когда загнанный заяц валился замертво, Уткин растягивался рядом, загонял патроны в стволы, делал два выстрела, вставал и, поставив короткую ногу зайцу на голову, говорил:
– К стенке, милок… Я тебе покажу, как Россию-матушку кровью заливать! К стеночке!..
– Ну, полковник, – спрашивал его Спиритавичюс после победного возвращения с охоты, – много большевиков добыл?
– Троих, сатанинское семя, – багровел от радости Уткин, – троих… Теперь уж немного осталось… Еще полгодика, и им будет крышка!
Доставив домой трофеи, он бросал их жене под ноги приказывая:
– С одного спусти шкуру за национализированный дом на Невском, со второго – за вклад в государственном банке, а третьего зайчика отнеси господину директору.
А когда жена, зажарив зайца, подавала его в свекольном и морковном соусе на стол, Уткин поудобнее устраивался в кресле, заправлял за воротник белую салфетку и, затачивая нож о вилку, приговаривал:
– Съем распроклятого! Косточки повыдергаю! Жилы вытяну из еретика!
* * *
Украшением чиновничьего содружества был третий помощник балансового инспектора Юргис Пищикас. Если о прошлом его старших коллег было кое-что известно, то тридцать пять лет, прожитых Пищикасом со дня его рождения, оставались сказкой из «Тысячи и одной ночи». Чиновников балансовой инспекции можно было упрекнуть во многом, однако одним они славились: были джентльменами в английском смысле этого слова: в личную жизнь друг друга не вмешивались, не обременяли себя грехами чужой совести и поэтому прекрасно уживались. О жизни Пищикаса знали немного. Ходили, например, слухи, что он был в Вильнюсе три раза женат и тем не менее в Каунасе слыл завзятым сердцеедом; говорили даже, что якобы из-за него сошла с ума какая-то красавица.
