Единственное поприще, на котором они могли забыться от мрачных дум, было строительство собственных домов.
И началось на окраинах временной столицы новое сотворение мира. Воздвигались дворцы и дома. Звенели красные кирпичи Палемонского завода, пели сосновые бревна, шелестел гравий – гремела бравурная музыка во славу светлого будущего, приближаемого за казенный счет. Дома, только собственные дома, были надежным щитом от страха.
Строили, как кому в голову взбредет: с мансардами, крылечками, колоннами, балконами, мезонинами. Домовладельцев заботило только одно – как бы выжать из съемщиков побольше «денежных соков». Так люди окрестили квартирную плату. Каждый особняк и доходный дом выражал изобретательность, вкус и характер своего хозяина. К каждому дому предъявлялись большие требования: дом должен быть красивым, чтобы привлекать и кружить голову съемщику, дом должен быть вместительным, чтобы втиснуть в него больше квартирантов, дом должен как можно быстрее окупиться. Свой участок, свой особнячок, своя вишня, свой золотой ранет настолько привязывали новоявленного патриота к земле столицы, что никакая сила не могла его выкорчевать оттуда. Каунасский домовладелец считался столпом независимого государства, внесшим свою лепту в восстановление столицы, приложившим руку к украшению Литвы. Он имел право быть избранным в городское самоуправление, пользоваться кредитами всех банков, стать акционером и строить, строить, строить.
Эдакий энтузиаст украшения столицы, промаявшись полдня на службе, как угорелый мчался на свой участок, а таких участков в Каунасе была уйма. Мудрые, дальновидные отцы города раздавали их направо и налево на самых льготных условиях; они знали, что каждый домовладелец будет предан городскому самоуправлению до последнего вздоха и до последней капли крови станет его защищать. Хозяин до глубокой ночи мерял шагами свой надел, прикидывая, в какой стороне будет кухня и спальня, на каком этаже поселиться, а какой сдать внаем, каких пустить к себе квартирантов и т. д. и т. п. Беззаветно преданный государству деятель, который шесть дней в неделю жаловался на недомогание, на усталость, на колики и ревматизм, вымаливал пособие для восстановления разрушенного здоровья, просил внеочередного отпуска, – после обеда, примчавшись на свой участок, до глубокой ночи орудовал лопатой, закладывал фундамент будущего дома.
Бумба-Бумбелявичюс, этот кооперативный гений, первым из помощников позаботился о себе. Участок, который он вырвал у городского самоуправления за небольшие деньги в рассрочку, Бумбелявичюс превратил в золотые копи. Исследуя почву для сада, он обнаружил под тощим дерном залежи высокосортного гравия. Четвертый помощник то тут, то там раскапывал гравий руками, вертел в пальцах, пробовал на зуб, выплевывал и потел от радости. У Бумбы-Бумбелявичюса созревал необычайно смелый и мудрый план. Гравий должен был сделать его богачом, хотя бы только потому, что до Бумбелявичюса это никому и в голову не пришло. Дело в том, что его надел был расположен в весьма удобном месте – поблизости от оживленных магистралей, Бумба-Бумбелявичюс предложил ломовикам выгодную сделку. Поставщики, доставлявшие необходимый строительный материал с далеких карьеров, сразу сообразили, что это им сулит: они привозили бы за день на стройки в три раза больше гравия, чем раньше. За воз галечника, сотни лет пролежавшего без пользы, Бумба-Бумбелявичюс брал с них пол-лита.
