– Ты отщепенец, а не я! – одернул Уткина Спиритавичюс. Он торопливо шагал вокруг стола.
– Простите, господин директор… Ведь я только о себе, только о себе… Мы же начальники… Действуем именем государства… нам предоставлены все права… А что из того?… Видите?…
– Блудословишь, господин Уткин! Твоя философия мне ясна! Она пуста, как этот графин!
– Господин директор, я вас так люблю… – тут Уткин приблизился к Спиритавичюсу, долго и сочувственно смотрел ему в глаза, потом схватил руку и приложился к ней.
– Целовать? Рехнулся! – вырвал как из огня руку Спиритавичюс.
– Нет, не рехнулся. Я хочу облобызать ручку господина директора… я… я… ничтожество. – В глазах Уткина показались слезы.
– Что с тобой! Очнись, – тряхнул его за плечи Спиритавичюс.
– Мое сердце разрывается. Да, разрывается… Кто я? Пес!.. Я собачонка, которая вынюхивает грязные следы в гроссбухах дельцов. Чтобы собачонка исподтишка не укусила, ей изредка дают пойло и швыряют кусок мяса. Вылакали, что было подано, облизались… Вкусно… Вкусно было, да больше хозяин не дает… Ха-ха-ха!..
У Уткина был ужасный вид. Его волосы растрепались, конец твердого крахмального воротничка уперся в щеку, а серые глаза впились в Спиритавичюса. Облик начальника менялся в его глазах, принимая разные фантастические очертания. Круглое, как луна, лицо Спиритавичюса то приближалось, то удалялось, уменьшаясь до размеров мизинца. По-детски невинная улыбка директора преследовала Уткина, ему казалось, что над ним глумятся.
– Нет! Я не пес… Я аф-ф-ф-ицер!.. Поручик драгунского полка!.. Я могу вас вызвать на дуэль! Уберите от меня это свиное рыло… а то останется мокрое место… – качаясь, лепетал Уткин.
– Господин Уткин!.. Что с вами?! Это же господин директор, – шептал ему на ухо испуганный Пискорскис.
– Для кого директор… для кого тесть… а для меня свиное рыло. Что, не нравится? Тогда взяточник!.. Обер-взяточник! А я его помощник… Все мы взяточники!.. Ха-ха-ха!!!
На Уткина нашло полное затмение. Он схватил со стола пустой графин и что было сил швырнул в стену. Мелкие осколки со звоном брызнули во все стороны…
– Господин директор… господин директ… – шептали с обеих сторон Пискорскис и Пищикас. – Не обращайте внимания… Он человек неплохой, на него это часто находит… Это белая горячка… Пройдет… Извинится… Посторонних нет…
– Дети!.. – подобрав с пола горлышко графина и вертя его в пальцах, медленно ответил Спиритавичюс. – Прости ему, господи, ибо не ведает, что творит… Вот стеклышко… горлышко от графина… он прекратил свое существование, выполнил свой долг до конца. Сколько радости доставил он людям! И вот как воздал ему за это человек… Но у меня не то горлышко! Меня за горло не возьмешь. У меня шея крепкая, ее не свернешь. На ней лежит государственный бюджет, на ней лежит…
