Хочу позвонить Алешке в Питер. Думаю, он единственный, кто поверит в эту невероятную историю. Не изменился ли у него телефон?
9 июля
Снова был в архиве, листал папки, но там уже нет ничего нового. В своих поисках я зашел в тупик. Нужно уметь вовремя отказаться от иллюзий. Завтра возвращаюсь на дачу. Лицо с капюшоном мне больше не снилось.
Ночь, 10 июля
Какой же я идиот! Почему я так медленно соображаю? Разгадка же была почти у меня в руках! Клад существует, теперь я это понял! Хочу с кем-нибудь поделиться. Если получится, позвоню Алешке.
Заснуть уже не могу. Очень холодно, постараюсь растопить печь…
Это была последняя запись. Корсаков закрыл дневник.
Была ли смерть Федора связана с историей клада? По скупым строчкам в дневнике судить об этом сложно. И что могли означать Федины слова: «Он опять здесь»? Кто он? Клад? Купец? Существо из кошмаров?
Алексей взглянул на часы и подвинул к себе телефон. Хотя прошло уже много времени, номер он хорошо пом-пил. После второго гудка Корсаков услышал свой собственный звонок — телефон был с определителем. А потом в трубке загудел недовольный бас:
— Чего надо?
Никита? Я в Москве, — сказал Корсаков. — Узнал?
Трубка призадумалась, но нашлась на удивление быстро. А чего тебя, дурака, узнавать? Приезжай — водки выпьем.
Никита Бурьин жил в шестнадцатиэтажке на Юго-Западе. Хотя дом был элитный, с двумя квартирами на этаже и домофоном, над которым торчало бдительное око видеокамеры, в лифте все равно кто-то ухитрился справить малую нужду, а на стене зажигалочной гарью вывели: «Костя Сидоркин — дюбил», и под этим куда более длинное и тоже зажигалкой: «Попадешься ты мне, ублюдок, который пишет в лифтах, запоешь фальцетом!»
Корсакову отчего-то показалось, что он узнал почерк.
Лифт с лязганьем остановился на шестнадцатом этаже, но дверцы не спешили открываться. Похоже, лифт так привязался к своему пассажиру, что мечтал замуровать его заживо.
— Но-но, не балуй! — строго сказал Корсаков, сдвигая брови. Дверцы лифта раздвинулись. Алексей шагнул на площадку и позвонил в знакомую дверь.
В коридоре послышались тяжелые шаги, и выглянул огромный бородач в мягких тапочках. Он был одет в бархатный халат с кистями на концах пояса. Взгляд великана скользнул по лицу Корсакова.
— Здорово, Никита!
— Ба, Алешка! Сколько лет, сколько зим! — закричал бородач, заключая гостя в объятия и сжимая его так, что тот едва мог дышать. — Ты еще жив? Когда ты мне последний раз звонил?
