— Мне твоя правда не нравится, — Турды постучал пальцем по блокноту. — Если я твою правду людям покажу, все смеяться будут. Ты что, скажут, Турды — совсем больной? Ты чему веришь?
— Я тебе сказал — блядь буду и… и век воли не видать, — Рома зевнул во весь рот — после непрерывного пыточного марафона отсутствие боли и расслабленность казались чудом, блаженный покой разливался по всему телу, неумолимо клоня в сон. — Слушай, дай я посплю чуток, будь человеком?
— За такие деньги люди все что угодно скажут, — Турды опять постучал по блокноту. — Давай быстренько сначала пробежим. И ты сам на свежую голову поймешь, что некрасивая картинка получается.
— Давай, — Рома опять зевнул, поудобнее склонил потяжелевшую голову набок и прикрыл глаза: комната вдруг поплыла, странно меняясь в размерах — небольшая доза водки действовала на ослабленный организм не совсем обычно.
— Значит, Кош «бабки» не брал, — на всякий случай уточнил Турды. — Никого не мочил. Это все баба и этот… Пес этот. Кинули людей на «бабки», завалили всех подряд… Правильно?
— Бля буду — так, — едва размежив губы, прошептал Рома, вздрагивая от прикосновения — это ловкий Малой подошел сзади и начал мягкими движениями тереть ладонями его уши, опасаясь, что жертва уснет. — Да не сплю я, не сплю — отвали, выкидыш…
— Ну, тогда смотри, что тут выходит. — Турды уткнулся в блокнот и принялся бубнить:
— Начальник СБ «Парадиза» Жека. И два его пацана. Баба?
— Она.
— Ага. Кулькин — коммерческий директор «Парадиза». Баба?
— Она.
— Ну-ну… Стадогонов — младший, сын губернатора, владелец ЧОП «Белогорпроект». Тоже баба?
— Без базара.
— Понял. Толхаев — хозяин фармацевтического комбината. Баба?
— Да, баба.
— Та-а-ак… Два охранника на комбинате и курьер, который деньги вез… Кто?
— Все та же марушка.
— В смысле — баба? Ага, понятно. Дальше: Штырь-мытарь, Димон и трое его пацанов. Баба?
— Нет, это Пес. И двое его шныреи.
— А, ну да, извини. Точно — Пес… Потом: пацаны Улюма. Буханка и Болт. Пес?
— Он. Улюм сам сказал.
— Ну, с этим понятно — раз Улюм сказал. Трое фраеров в кожвене, а после — старшин их, Леха, в больнице. Баба?
— Верняк, та самая марушка. Может, хорош? Сколько уже говорено…
— Нет, не хорош! Ты слушай и прикидывай, что получается. Мамон, Лука и Ботва — ваши пацаны. Маручка?
— Марушка, — поправил Рома и, встревоженно ворохнувшись, покосился на графин с водкой. Малой немного не рассчитал — обещанные пятнадцать минут еще не истекли, а рваное тело Ромы начало потихоньку сигнализировать мозгу, что с ним, телом, не все в порядке. — Слушай, будь человеком — дай водки, а? Чей-то мне поплохело.
