— Кто это приехал? — спросила Сесилия, подбегая к сестре.
— Это они.
— Кто они?
— Сеньор Алваро и другие.
— Ах, вот как! — воскликнула Сесилия и покраснела.
— Что-то они уж очень скоро вернулись? — спросила Изабелл, не заметив смущения девушки.
— Да, пожалуй. Мало ли что там могло случиться!
— Прошло только девятнадцать дней, — вырвалось у Изабелл.
— Как, ты даже дни считала?
— Чего же проще, — ответила Изабелл, в свою очередь краснея. — Послезавтра будет как раз три недели.
— Пойдем посмотрим, какие они привезли нам подарки!
— Подарки, нам? — переспросила Изабелл, с какой-то особенной грустью подчеркнув последнее слово.
— Да, нам, потому что я заказала ниточку жемчуга Для тебя. Жемчуг очень пойдет к твоему липу! Знаешь, ведь я завидую тебе, что ты такая смуглая!
— А я бы, верно, жизнь отдала за то, чтобы быть такой беленькой, как ты, Сесилия.
— Смотри, солнце уж садится. Идем!
И обе пошли к дому.
В то время как девушки сидели в саду, двое мужчин прогуливались в тени по другую сторону площадки.
В одном из них, высоком и статном, по его гордой осанке и по одежде легко можно было узнать именитого фидалго.
На нем был черного бархата камзол с шелковыми отворотами кофейного цвета, бархатные панталоны, тоже черные, и высокие сапоги из белой кожи с золочеными шпорами.
Белоснежный плоеный воротник облегал его шею, оттеняя красивую седую голову.
Из-под коричневой шляпы без пера выбивались пряди серебристых волос, ниспадавших на плечи. Сквозь длинную бороду, белую, как пена водопада, просвечивали розоватые щеки, резко очерченный рот, в маленьких живых глазах горел огонек.
Этот фидалго был дон Антонио де Марис. Несмотря на свои шестьдесят лет, он в полной мере сохранил бодрость, и, должно быть, именно потому, что жил деятельною жизнью. Держался он прямо и ходил твердой, уверенной походкой, как ходят мужчины в расцвете сил.
Бок о бок с ним прогуливался другой пожилой мужчина со шляпой в руке. Это был Айрес Гомес, его эскудейро25 и испытанный товарищ всех его странствий. Фидалго во всем доверял ему, как человеку преданному и умевшему молчать.
То ли оттого, что на чертах его лежал отпечаток какой-то настороженности и беспокойства, то ли оттого, что овал его лица был несколько удлинен, эскудейро чем-то походил на лисицу, и сходство это становилось еще более разительным из-за его не совсем обычного костюма. Поверх коричневого вельветового камзола на нем была куртка из лисьего меха; из этого же меха были и его очень высокие сапоги.
