Но уйти в никуда она уже не могла. Потому-то и затеяла всю эту эпопею с наружкой, надеясь, что, оказавшись рядом с Антоном, сумеет его убедить, что по-прежнему любит его. И что она готова на все, а уж тем более на такой пустяк, как уход из конторы, дабы быть с ним рядом не пятьдесят два дня, а хотя бы… пятьдесят два года. А там он может завести себе другую…
Но Гурьева у нее отняли. И теперь даже страшно было подумать, что она будет делать с тем жутким одиночеством, которое навалится на нее после того, как она бросит и наружку, и Камыша.
Два следующих дня Нестеров только и делал, что мотался по разным инстанциям, где, то вместе со своим начальством, то без него, «огребал и отдувался». За это время бригадир написал такое количество всевозможных рапортов, объяснений и докладных записок, что уже смутно помнил: что, где, кому, а главное, в каких выражениях, он докладывал. Когда Нечаев в очередной раз заставил его писать докладную записку (на этот раз для инспекции по личному составу), Нестеров просто взвыл:
– Василь Петрович, ну сколько ж можно? Давай, что ли, я на компьютере одним пальцем раз и навсегда текст наколочу, а наша Лариска потом тебе распечатает хоть сто штук экземпляров, а? Ну не могу я больше! Кончится тем, что я точно кому-нибудь в рыло заеду. Сегодня сидят, понимаешь, такие зайчата в красивых костюмах и ласково так на мозги капают: а правда ли, что у вас, Александр Сергеевич, с «этим делом» проблемы были?… А в день гибели Гурьева вы, часом, не злоупотребляли?… Понимаешь, куда клонят, суки?… Я за эти два дня уже так задолбался, что иногда думаю – лучше бы это меня вместо Антохи Ташкент по стенке размазал. И мне было бы легче, и он бы еще по белу свету походить успел.
– Никогда не говори так, Сергеич. Плохая эта примета – на себя показывать. Что же до всего остального, ты этот базар, знаешь, кончай: сам кашу заварил – сам и расхлебывай, нечего теперь здесь сопли жевать, – в свою очередь завелся Нечаев. – Ведь ничего ж выдающегося от вас не требовали – надо было просто исполнить приказание и оставить объекта. Ну уж куда проще, скажи ты мне? Так нет, у них, видите ли, свои амбиции, все в шпионов наиграться не могут… И что? Сейчас как? Наигрались? А теперь он мне заявляет, что замучился бумаги писать… Да ты, Саша, и одной трети не написал от того количества, которое мне за эти два дня сочинить пришлось. Ты едва ли не двадцать лет в разведке и до сих пор не знаешь, что именно в бумаге вся наша сила? На том стояли и на том стоять будем!.. А ты как хотел?… Как без бумажек-то? Даже чтобы пойти посрать, и то бумажка нужна…
