– Знаешь, сколько наших девчонок его захомутать пытались – но все без толку. Мне Костя Климушкин рассказывал, что это у него принцип такой. Типа роман на работе мешает работе. Дурак, правда? Но ничего, мы что-нибудь придумаем. Пошли…
Ребята действительно оказались веселыми, и через некоторое время все, и правда, перезнакомились и уже общались так, как будто знали друг друга не первый год. Вот только Ингина «придумка» Ольховской, мягко говоря, не понравилась. Даже не спросясь Полины, она с ходу выложила ребятам, что та приходится ей младшей сестрой-студенткой, которую сегодня «просто не с кем было оставить дома». «Грузчики» дружно поддержали, мол, действительно, такую студенточку одну дома лучше не оставлять и с этого момента иначе как «сестренки» к ним не обращались. «Что будем пить, сестренки? – перешел к делу Климушкин. – Водку? Шампанское? Или может быть „Белую медведицу“?» «Мне „Медведицу“», – скромно попросила Полина, причем эта ее просьба почему-то вызвала бурю веселья и аплодисментов. Ольховская плохо разбиралась в алкогольных напитках, а посему решила, что «Белая медведица» это какой-то неизвестный ей джин-тоник. «Джин-тоник» оказался редкостной гадостью. Полина морщилась, но, подбадриваемая «грузчиками», мол, за знакомство (равно как за праздник, наружку, установку и прочее) положено до дна, мужественно пила. В какой-то момент к ней подсел Гурьев и шепнул:
– Вы бы, Полина, поаккуратнее с этим напитком. Уж больно зело он в голову ударяет.
– Этот джин-тоник что? Очень крепкий, да?
– Полинушка, «Белая медведица» это не джин-тоник. Это, с позволения сказать, коктейль: половина водки – половина шампанского.
– Да вы что? – поперхнулась Ольховская и испуганно отставила стаканчик. Какое-то время они молчали, после чего Гурьев снова шепнул ей:
– Можно пригласить вас на танец?
– Да, конечно. Я и сама хотела вас попросить об этом – здесь так накурено, – Полина встала из-за стола и поймала на себе горделивый взгляд Сафоновой, в котором читалось: «Ну, что я тебе говорила? Теперь видишь, как я классно все придумала?»
Полина и Антон пошли танцевать, и в этот вечер они уже больше не расставались. Самое удивительное для нее, что не расстались они и ночью. Ольховская сама себя не узнавала: ужель это она, та самая Полина, которая всегда была девушкой самых строгих правил и до этого вечера целовалась-то раз пять, не больше? Всего за каких-то пару часов общения она была настолько покорена Гурьевым, так влюбилась в него, что прикажи он ей сейчас пойти и спрыгнуть с Дворцового моста в Неву, молча пошла бы и спрыгнула. Так что, когда Антон сказал ей «пойдем ко мне», она молча взяла и пошла. Тем более, что зимой с моста прыгать холодно, страшно и больно, а с Антоном в ту ночь ей было удивительно тепло и надежно. И, как выяснилось, совсем не больно.
