— Но, пожалуй, чуточку велики?
— Нет, как раз впору.
— Так не купить ли?
Она сжала его руку и потянула прочь от витрины — от соблазна.
— Будь мы при деньгах… (И — напевая на мотив: «Станцуем капуцину…») Но это не для нас!
— Почему? Золушка ведь надела туфельки!
— В ту пору еще водились феи.
— А в наши времена еще водятся влюбленные.
Она пропела:
— Нет, нет и нет, мой милый друг!
— Почему же нет, раз я вам друг?
— Именно потому.
— Именно потому?
— Да, от друга нельзя брать.
От кого же можно? От врага?
— От постороннего, ну хотя бы от моего скупщика, если бы этот скряга расщедрился дать мне аванс!
— Но, Люс, ведь и я тоже имею право заказать вам картину!
Она прыснула и остановилась:
— Мне — картину! Бедняжка, да на что она вам нужна? Спасибо и за то, что вы их смотрели. Я и сама знаю, что это за стряпня… Она застрянет у вас в горле.
— Вовсе нет. Были очень приятные миниатюры. Да и о чем толковать, раз у меня такой вкус?
— Он сильно изменился со вчерашнего дня!
— А разве нельзя меняться?
— Нельзя… если дружишь.
— Ну сделайте мой портрет!
— Еще что! Теперь подавай ему портрет!
— Я не шучу! Неужели я хуже этих болванов?
В невольном порыве она сжала ему руку:
— Милый!
— Что вы сказали?
— Ничего.
— Но я прекрасно слышал.
— Ну и держите про себя!
— Не буду держать… верну вам вдвойне… милая, милая… Итак, вы делаете мой портрет, не правда ли? Решено?
— А есть у вас фотография?
— Нет.
— Как же быть? Не рисовать же мне вас посреди улицы?
— Вы говорили, что дома вы почти всегда одна?
— Да, в те дни, когда мама на заводе… но я не решаюсь…
— Вы опасаетесь, что нас могут увидеть?
— Нет, не то… да у нас и нет соседей.
— Чего же вы боитесь?
Она промолчала.
Они дошли до трамвайной остановки. Здесь было много ожидавших, но в тумане, по-прежнему скрывавшем их от посторонних глаз, никто не видел юной пары; Люс избегала смотреть на Пьера. Он взял обе ее руки в свои, нежно сказал:
— Милая, не бойтесь ничего…
Она подняла глаза, и глаза их встретились; взгляд у обоих был такой открытый!
— Я верю вам, — промолвила она.
И опустила веки. Она чувствовала, что для него она — святыня. Они разомкнули руки. Трамвай уже трогался. Взгляд Пьера вопрошал Люс.
— Когда же? — спросил он.
— В среду, — ответила Люс, — приходите часам к двум…
На лице ее снова заиграла лукавая улыбка, и на прощание она шепнула ему на ухо:
— Все-таки захватите с собой снимок. Я не так искусна, чтобы рисовать с натуры… Ну-ну, я знаю, что он у вас есть, притворщик вы этакий!
