.
Елена Уайт неоднократно и настоятельно повторяет ту идею, что «Библия является своим собственным толкователем»[59]. Эта фраза также выражается в следующей форме: «Писание — свой собственный толкователь»[60]. Использование этого принципа в герменевтике означает, что «Писание толкует Писание, один отрывок… «является· ключом к другим»[61].
Последовательный принцип, выражающийся в словах «пусть Библия сама истолковывает себя»[62], отражает сущность самоистолкования Писания, утвержденный великими реформаторами. Ульрих Цвингли «видел, что она, Библия, как Слово Божье, как единственное достаточное, непогрешимое мерило сама должна быть своим толкователем»[63].
Этот принцип применялся и В. Миллером, который следовал «правилу предоставления Писанию возможности быть своим собственным толкователем»[64]. И этому же принципу должны следовать адвентисты, которым надлежит представлять собой «народ на земле, утверждающий Библию и только Библию как мерило всех учений и основу всех преобразований»[65]. Основываясь на правильном применении этой идеи, Елена Уайт утверждала, что «мнения ученых людей, выводы науки, символы веры и решения церковных соборов, столь же многочисленные и несогласные между собой, как и сами Церкви, которые их представляют, а также голос большинства — ничто из всего этого в отдельности или в целом нельзя рассматривать как свидетельство за или против какого-либо пункта религиозной веры»[66]. Очевидно, что толкование Библии Адвентистами Седьмого Дня коренится в реформаторском принципе, согласно которому «Писание — само себе толкователь» (scriptura sui ipsius interpres).
Этот принцип, т. е. «Писание — само себе толкователь», предполагает, что Библия должна истолковываться из себя самой, что одна часть Писания толкует другую[67]. Ветхий и Новый Заветы взаимно проливают свет друг на друга[68]. Ветхий Завет — это весть воплощенная, а Новый — весть раскрытая69. Ветхий Завет — это ключ, открывающий Новый Завет[70]; в свою очередь новозаветная весть отворяет доступ к таинствам[71], образам и теням[72] Ветхого Завета. Оба Завета в равной мере важны[73], поскольку оба участвуют во взаимном толковании.
Духовные истины, явленные в Писании, надлежит толковать не в свете знания, полученного из какого-либо иного источника (например, исторических материалов, церковной традиции, философии, науки, внебиблейских религий и т.д.), авторитет которого якобы превосходит авторитет Писания или равен ему,
