Вместо того, чтобы прислушаться к голосу разума, Герман поднял пистолет, пристроил его на коленях и снова прикрыл веки.
Он не спал и даже не дремал; находился в неком осоловелом состоянии, какое бывает, когда после долгих занятий на зимнем, ветреном аэродроме попадаешь наконец-то в теплую столовую, где вкусив сытной пищи, лень даже встать, чтобы дойти до офицерского общежития. Сигналом тревоги стал внезапно и сразу везде погаснувший на хуторе свет. Шабанов встряхнулся и обнаружил, что перед ним, выставив карабины, стоят четверо — те, что преследовали его второй день или другие, не понять: в темноте белеют смазанные пятна лиц и потертые стволы.
— Не двигайся! — предупредил кто-то из них. — Стой спокойно и слушай команды. Если хочешь сохранить жизнь.
— В ухе стреляет, не слышу! — Шабанов свернул предохранитель пистолета и пошевелив рукой, нащупал «Принцессу», плотно захватил пальцами кожух.
— Сейчас услышишь! — они придвинулись ближе, выставили все четыре ствола веером. — Брось оружие, оставь НАЗ на месте и отходи с поднятыми руками. Понял?
Они знали, что находится у него в руках. Убедить их через эту молочницу Ганю, будто «Принцесса» осталась в самолете, не удалось…
Герман по прежнему стоял на коленях, привалившись плечом к поленнице и теперь жалел, что не замахнул этих бойцов одной очередью, когда застал прошлой ночью дремлющими у костра. Двигаясь осторожно, он встал на ноги и одновременно вытянул «Принцессу». Теперь оставалось совершить внезапный и резкий прыжок вверх, перескочить дрова и оттуда влупить очередь; он был уверен, что стрелять бойцы не станут — наверняка проинструктированы дедушкой, как вести себя, дабы заполучить взрывоопасную барышню живой и здоровой. А потом сразу — во тьму под прикрытием поленницы. Жаль, конечно, оставлять НАЗ, где еще полно продуктов, но руки всего две, да правая еще к тому же закольцована…
— Я-то понял! — намеренно громко сказал Шабанов, чуть разворачиваясь, чтобы переместить в нужную сторону толчковую ногу. — Но вижу, вы ни хрена не соображаете!
— Прыгнуть хочет, — заметил кто-то. — И оружие не бросил…
— Сказано, брось пистолет! — прикрикнул командир и, включив фонарь, осветил Германа. — И подними обе руки! А «Принцессу» оставь на месте!
— Сейчас, разогнался! — огрызнулся Герман. — Вы что, идиоты?
Драгоценная привередливая особа доживала последние секунды. Это был тот самый случай, когда следовало не задумываясь дергать кольцо, и за это бы никто не посмел укусить — ни Заховай, ни конструктор, ни сам Господь Бог. Однако была пилотка, демонстративно брошенная в лицо особисту и возвращаться назад только с колечком — это слишком мало, чтобы почувствовать себя победителем в поединке.
