Его охрана нанята в известной московской охранной фирме, и вдобавок с ним всегда несколько его доверенных телохранителей из бывших спецназовцев внутренних войск, которые прошли дополнительно школу бодигардов в Лондоне. Ну что же, скоро эти ребята останутся без работы, или, если сказать точнее, без своего шефа.
Все фотографии сделаны в Москве: на машинах московские номера. Далее идут уже фотографии Питера: какие-то дома и парадные подъезды гостиниц. Но на этих фото клиента нет. Лева тыкает пальцем в питерские фотографии и спрашивает Седого:
— Он собирается в Питер?
Седой молча кивает, раскуривая свою сигарку. Пока мы были заняты просмотром материала, он о чем-то вполголоса переговаривался с Полынским.
— В конце найдете схемы его будущих маршрутов по Питеру, — говорит Седой и снова отворачивается к Полынскому. — Геннадий, — спрашивает Седой Полынского, — где остановится наш друг?
— Номер забронирован в «Паласе», но он может и изменить намерения. Впрочем, все равно жить будет точно в одной из этих гостиниц.
Лева кивает, мол, все понял, и находит схему маршрутов. Я доедаю виноград. Черт, руки липкие, хочется их помыть и выпить минералки. Поднимаюсь с кресла и прохожу в ванную комнату. Что это за человек из досье? Стоит ли им заниматься или нужно его как-то предупредить? В голове сотни вопросов и ни одного ответа. Сполоснув руки, возвращаюсь в гостиную, плюхаюсь в кресло. Мафиози разговаривают между собой, Лева наливает себе кофе. Я берусь за минералку.
— Кто он? — интересуюсь у шефов, имея в виду клиента.
Шефы затыкаются и удивленно смотрят на меня.
— Тебя, Влад, как я понимаю, интересует моральная сторона дела? — спрашивает Седой после продолжительной паузы.
Я молча киваю, подтверждая, мол, вы не ошиблись, господа.
Лева тоже смотрит на меня озадаченно.
— Насколько я помню, относительно тех людей в коттедже у тебя подобных вопросов не возникало, — говорит Седой, помолчав, и в упор глядит мне в глаза. Взгляд у него, бляха, мертвый какой-то.
— Там нас хотели убить, мы защищались. Здесь другое… — говорю это, понимая, что сильно рискую, но стою на своем. Натура у меня, что ли, такая?
Выдерживаю взгляд Седого. Уступив, Седой отводит глаза и ухмыляется, качая головой. По его ухмылке узнать, что он думает, трудновато.
— А ты фрукт еще тот, — говорит он то ли с неодобрением, то ли с уважением. Мне его пока понять сложно. — Хорошо, — кивает он как бы в ответ своим мыслям и хлопает себя по коленям обеими руками. Резко поднимается с места, как человек, который что-то для себя решил, и выходит из гостиной.
