Французские художники воспевают Париж, Бенуа - Версаль и Петербург, Васнецов - старинную Москву. Ему, Кустодиеву, милее русская провинция. Не столица, а провинция, по его мнению, определяет лицо России. Но видит он в своем воображении не тот или иной конкретный город, а как бы собирательный образ среднерусской провинции.
...Главная улица с двухэтажными белыми купеческими домами. Каланча в центре. Базарная площадь. Церковь. По улице движутся купчихи. В шелках, цветистых шалях, неторопливой, сытой походкой, как плывущие облака. Русские Венеры в расписных нарядах, языческие монументальные "бабы".
Ах, ты!.. Кустодиев даже приостановился: идет по Парижу, а думает о чем?
Уже стемнело, газовые фонари льют желтоватый свет, разноязыкая пестрая толпа на мостовой, зонтики над столиками, яркие, как у Матисса... Французы, как и русские, остро чувствуют цвет, даже в одежде. Одежда... А у его купчих атласные нарядные платья и шали с русскими узорами. Опять купчихи? С ними нет сладу. Ведь он идет на концерт симфонической музыки слушать Моцарта и Стравинского (в Петербурге он встречался со Стравинским, а брат его, архитектор, сделал Кустодиеву даже план "Терема"). Смешно и странно думать здесь об этих толстухах...
Борис Михайлович вошел в здание филармонии.
Звуки настраиваемых инструментов, осторожное шарканье ног, шелест шелков, скрип стульев.
С первых же звуков Кустодиева охватило ощущение счастья - да, определенно после болезни он научился особенно ценить все, что дается человеку.
"Аллегро" Моцарта - сложнейшее в исполнении, изящное, как игра в воздухе двух бабочек.
Стремительные нервные звуки Стравинского обрушиваются, как водопад. Музыка - всегда движение.
У Стравинского движение всякой небыли - чертей, кикимор, сказочной жар-птицы.
А слушателю вольно воображать свое движение, Кустодиев чуть прикрыл глаза, и жизнь неторопливого, непритязательного провинциального городка потекла перед его глазами.
...Рано-рано поднимается солнце. Но еще раньше встает хозяйка. Она идет на базар продавать домотканые половики, купить бочонок меду да кринку сметаны.
Солнце уже золотит яркие вывески: жостовские подносы, металлический крендель на лавке купца, надпись "Торговля чаем и фруктами".
Часы на главной площади - гордость городского головы - показывают восемь утра.
Площадь хоть и выложена булыжником, но заросла травой - лезет из всех камней.
Ну и, конечно, неизменная церковь, не собор католический, поражающий величием и холодной театральностью, а маленькая, белая, с голубым куполом, будто игрушечная.
