Вдруг кто-то тронул его за рукав. Он обернулся.
– Тимофей!
– Он самый, Борис Михайлович.
– Ну, здравствуй, здравствуй, рад я тебе. Как поживаешь?
Тимоша был здешним егерем.Не раз они вместе ходили на охоту.
– Как живу-то? Так не совсем чтоб плохо, хорошо, можно сказать, живу.
– Ну а как охота нынче, Тимоша? Сходим?
– Не выйдет, барин. Потому на войну меня забирают. С япошками пойду драться.
– А ты говоришь - хорошо живешь... Тимоша пожал плечами.
– Хозяйка велела вас звать. Уважите, зайдете? Домик Тимофея стоял поблизости, и Борис Михайлович зашел к нему.
От стены до стены углом стояли две широкие лавки. На одной сидели мужики, на другой - бабы. Большой деревянный стол, выскобленный до белизны, был уставлен снедью.
Гостя встретили приветливо, но без суеты. Посадили к стенке, угостили и больше словно не замечали, только хозяйка подкладывала ему в тарелку. А Кустодиев и рад был: так наблюдать легче.
Шла неторопливая беседа о сенокосе, обновках для детей, о продавце в казенке. Про то, что Тимофею уходить на войну, никто не говорил.
Кустодиев глядел на их значительные, какие-то затаенные лица. В каждом свое раздумье, достоинство, свой мир. Невольно вспомнились наутюженные, застегнутые на все пуговицы сановники из "Государственного Совета". Там была озабоченность, облеченная в хорошо обдуманные слова, здесь - подлинная, молчаливо-тяжелая забота.
Неожиданно Тимоша, вспомнив что-то, всполошился :
– М-м-м... Ишь я какой дурак. Купил на ярмарке картинку лубочную, да и забыл...
Он вытер руки, расправил картинку. Все склонили головы и сразу оживились.
– Пы-ры-ох... - начал читать подпись к картинке Тимоша и протянул бумагу гостю: - Михалыч-то лучше читает.
На лубочной картинке были нарисованы два дерущихся мужика. Внизу стояли жирные и высокие, как забор, буквы: "Прохор да Борис поссорились, подра-. лись, за носы взялись руками да бока щупали кулаками".
– И-и-и, глянь-ка, как он того за нос цапнул...
– А другой-то за грудки, за грудки...
– Ты, Тимофей, вот так-то япошку приструни. За бока его, за бока, да свой-то нос ему не давай.
– Да ежели б мне одежонку хорошую дали да ящичек с патронами! - лихо подмигнул Тимоша.
...Возвращаясь из Семеновского, он опять думал: какую форму придать тому, что он задумал написать? Какова вообще его роль в современном искусстве? Его назвали как-то неопередвижником, то есть новым передвижником. По какому пути он пойдет? Позиции старых передвижников слабели, на арене появились новые художественные объединения, и прежде всего "Мир искусства". В нем привлекало Кустодиева свежее видение мира, с передвижниками же его связывали народность, демократизм. В то же время он хотел, не становясь рабом идеи, "литературы", в живописи "рассказывать каждым мазком", чтобы картина "говорила", как старые голландцы, как Питер Брейгель. Хочется создать что-то радостное, "говорящее".
