– Значит, ты воевал в Чечне, – задумчиво протянул Панин, который, казалось бы, и не слышал самых последних разглагольствований Владимира, или они попросту не произвели на него впечатления. – А я вот воевал в Боснии. Я же на самом деле не Панин.
– А кто же ты? – настороженно спросил Свиридов.
– Панич, – ответил тот. – Мой отец был серб. Точнее, наполовину серб. Габор Панич. А я вот счел нужным русифицировать свою фамилию.
– Серб? – проговорил Свиридов. – Тогда тебе нужно сидеть в одной камере не со мной, а с Афоней Фокиным. Он у нас проюгославский националист и, мягко говоря, ярый недоброжелатель НАТО. Неделю назад чуть не подрался с американскими туристами, которых угораздило вовремя отсюда не уехать. Они вроде как говорили, что самые лучшие люди на земле – это американцы, самые лучшие американцы – это ковбои, а самые крутые ковбои живут в Оклахоме. Ну, Афоня и предложил им убираться в свою Оклахому, пока он им не показал, где на земле живут самые миролюбивые и незлобивые священники. Он же был в облачении.
– Понятно, – сказал Панин. – Ладно, давай пока что спать. Что-то я утомился.
– Да и я тоже… – начал было Свиридов, но в этот момент в двери лязгнул ключ, и она медленно отворилась, противно при этом скрежеща ржавыми петлями.
Вошел лейтенант Бондарук с ручным фонарем.
– А, ватерклозет пришел, – весело приветствовал его Свиридов. – Чего тебе тут надо?
Бондарук угрюмо посмотрел на него и открыл было рот, чтобы заговорить, но Свиридов перебил его:
– Слушай, Бондарук, устрой мне встречу с твоим шефом. Я, конечно, понимаю, что он парень серьезный… Козенке уже на этом свете устроил замечательное адское пламя, разве что сковороды не хватало… но все-таки хотелось бы видеть человека, который выговорил нам с Паниным это милое местечко.
Панин поднялся с лежака и встал за спиной Владимира.
– Это верно, – коротко и внушительно сказал он.
– Значит, тебе нужен Кардинал? – с перекосившимся от странной сардонической улыбки лицом произнес Бондарук. – Значит, ты хочешь видеть Кардинала, не того, который по телевизору и по газетам… А который настоящий?
– Я же сказал, – ответил Свиридов. – Я понимаю, что он как-то не особо жаждет сюда спускаться, но все же…
– Почему же не жаждет? – ответил Бондарук. – Хочешь увидеть Кардинала, посмотри. Обернись – и посмотри.
Свиридов машинально повернул голову и увидел выплывшее в полосе света улыбающееся лицо подполковника Панина. И тут Владимира пронзило, прострелило навылет звенящим холодом… Быть может, это были последствия того белого ядовитого тумана в «Менестреле». А может, и что иное…
