Мальчишка покраснел, казалось, кровь вот-вот брызнет из его пухлых щек.
— Не думайте, что только вам посчастливилось, — сказал с вызовом. — И мы будем бить врагов рейха!
— Ты? — насмешливо уставился на него Вернер. — А тебя мама отпустит?
— Мне уже пятнадцать лет…
— Неужели? — Вернер скорчил удивленную мину. — А я думал — четырнадцать с половиной…
— Пятнадцать! — настаивал тот. — И наш учитель сказал, что мы уже можем быть солдатами.
— Ну, если сам учитель, — иронически скривился Вернер, — то я поднимаю руки…
Вернер все больше нравился Фридриху. Было в этом пареньке что-то непосредственное, что отличало его от сверстников, воспитанных гитлерюгендом: очевидно, простота поведения, и собственные мысли, и суждения. Привлекал также иронический склад ума Вернера. Фридрих угадывал за этим сильный характер. Не нравилась ему только манера прищуривать глаза и исподлобья осматриваться вокруг. В такие моменты лицо Вернера заострялось, а глаза становились колючими.
«Видимо, много пережил и несколько озлобился», — подумал Ульман.
Старый Фридрих не считал это большим пороком. «Теперь всем нам необходима некоторая толика хорошей злости, — рассуждал он, — ведь борьба идет не на жизнь, а на смерть. Гуманизм — дело хорошее, но только после победы, а мягкотелые не побеждают!».
Горст взял Вернера под руку, и они направились к клубу. Фридрих окликнул сына.
— Когда вернешься домой? — спросил, лишь бы заговорить. Знал ведь — Горст освободится только после лекции. Он был одним из первых инвалидов, которые вернулись в поселок, и Магнус Носке, учитывая его фронтовые заслуги, устроил бывшего солдата в клуб.
— Сегодня поздно, — кивнул на афишу Горст. — Мой отец, — сказал Вернеру. — Познакомься.
Юноша шагнул к Ульману, крепко пожал ему руку.
— Вернер Зайберт, — представился он.
— Я видел вас в пивной, — сказал Фридрих невзначай.
— А-а… Когда я поскандалил с пьяным ротенфюрером, — усмехнулся Зайберт. — А я вас не помню.
Он прищурил глаза, и Ульману почему-то показалось: сказал неправду.
— Я сидел с рабочими в углу.
— С железнодорожниками?
— Да.
— Работаете на узле?
— Сцепщиком.
Юноша с интересом посмотрел на Ульмана. Но, может, это только показалось Фридриху, ибо сразу же равнодушно отвернулся.
— А это мой знакомый, Фриц… Как твоя фамилия? — спросил неожиданно. — Никак не могу запомнить. Керер? Прекрасно, Фриц Керер. Фронтовик, получил отпуск после госпиталя и хочет осчастливить ваш поселок.
Фрицу, пожалуй, под тридцать. У него был длинный нос, худые щеки, уголки губ были опущены — все это делало лицо вытянутым и мрачным. Левое веко у него все время дергалось, глаз смотрел холодно и неприветливо, а правый, с большим черным зрачком, застыл — казалось, глаза Керера смотрят в разные стороны.
