— Слушаюсь, ваше сиятельство. — Он помялся. — Подводы так и не прибыли, ваше сиятельство. Что делать?
— Едут, они едут! Через час здесь будут, не сомневайся. А пока вели коляску запрягать. Людишкам скажи, пусть собираются. А то от страха, поди, уже разбежаться готовы.
Секретарь с поклоном отступил за дверь.
Николай Михайлович вновь разложил карты. Сверил расклад с записями в блокноте и тяжело вздохнул.
— Да, судьбу не обманешь.
Чуть склонив голову, он уставился на пламя свечей. Взгляд его стал мутным, пустым. Казалось, что старый князь заснул с открытыми глазами.
— Два века… Без четырнадцати лет, — прошептал он. — Сто восемьдесят шесть лет никто не сможет сломать печать. Все верно. Ибо, сумма дает «шестерку», что есть число печати и число Совершенного.
Словно очнувшись от звуков собственного голоса, князь встрепенулся, собрал карты в футляр.
— Сильвестр! — оборотившись в сторону двери, негромко позвал он, уверенный, что его услышат.
Секретарь неслышно возник в дверном проеме.
Николай Михайлович погрел бокал в ладонях, поднес к носу, наслаждаясь ароматом. Сделал последний глоток.
Прикрыл глаза, и, показалось, вновь впал в недолгое забытье.
— Как ты сказал, фамилия корнета?
— Я не говорил, ваше сиятельство. Корсаков их фамилия.
— Забавно, — задумчиво пробормотал князь. — Корсак, стало быть… Лис степной. Ордынский род, стало быть. И лет ему осьмнадцать, али нет?
— Молод, ваше сиятельство, — кивнул Сильвестр.
— Забавно, забавно… Ну да ладно. Пожалуй, пора.
Он отставил бокал, с натугой приподнялся в кресле.
Секретарь с готовностью поддержал его под локоть. Проводив хозяина к порогу, секретарь метнулся к столу. Взял книги подмышку, сунул блокнот за пазуху, протянул, было руку к футляру с картами.
— Оставь все, как есть!
Сильвестр вздрогнул, поймав на себе пристальный взгляд хозяина.
— Как угодно, ваше сиятельство, — пролепетал Сильвестр.
— Дурья твоя башка, вся моя наука не впрок пошла! Ничего не изменить. А твоей суетой и подавно! Требуется пролить реки крови, чтобы смыть предначертанное. И потребен на то срок не малый. От сего дня — два века без четырнадцати лет! — произнес Николай Михайлович, назидательно вскинув указательный палец. — Записки мои возьми. Остальное оставь. Да, и бутылку коньяку початую прихвати, — смягчив тон, распорядился князь. — Те, что в ящике под столом, не тронь. Даст Бог, кто и помянет им души наши грешные.
Князь дождался, пока секретарь выйдет из комнаты. Обернулся к ожидавшим в кабинете двум слугам. На полу у их ног стояли стопки кирпичей и ведра с раствором. Лица слуг были замкнуты и бледны, как свечи, глаза потухшие.
