— Ладно, поехали!
Корсаков первым опрокинул стакан в рот. Проглотил виски одним глотком и, сморщившись от привкуса заморского зелья, полез в банку за маслиной.
— Фу-й! Лешка, ты нормальной водки не мог взять?
— А ты глоточками, Игорек, потребляй. Смакуя, как положено. — Примак продемонстрировал, как надо. Выдохнул и облизнулся. — Вискарь — не водка. Много залпом в себя не протолкнешь.
— Все понты твои, Леха! — проворчал Корсаков. — Сколько тебя знаю, всегда любил пальцы китайским веером раскинуть.
— Ну, не дави, Игорек. — Леня жалостливо сморщился. — Хорошо же сидим! Тебя порадовать хотел деликатесиками. С кем ты еще нормально выпить и закусить путем можешь? Я же сам так жил: водка есть, закуски — хрен. Есть нормальная жратва, значит, из спиртного только «табуретовка». Бери вон колбаску. Браун… браун… — Леня попробовал сартикулировать трудный звук, но язык уже не подчинялся. — Блин, короче, «микояновская»!
Корсаков придвинул к себе тарелку с крупно наструганной колбасой и плошку с магазинного изготовления «оливье». Пришлось черпать салат дольками колбасы, приборов Примак на стол положить не удосужился, или не нашел,
Зато стол ломился от заморских яств, лихорадочно и бестолково накупленных Примаком в гастрономе «Арбатский». Венцом натюрморта из баночек, вакуумных упаковок и пакетиков была тушка копченой курицы. Уже нещадно растерзанная.
— Ты мне как художник художнику скажи, какой день бухаешь? — спросил Корсаков, прожевав очередной кусок. — А то мне в запой сейчас никак нельзя. Работы — выше крыши.
Леня с энтузиазмом подхватил:
И мне пора! Последний день, клянусь! Прямо завтра — к станку. Опохмелюсь — и вперед. Истосковался я по работе.
Бог в помощь, — пробормотал Корсаков, впиваясь в куриную ногу.
Примак закинул руки за голову, обвел взглядом мастерскую. Вид у нее был нежилой, запущенный, не чувствовалось специфической ауры работы.
Эх, тут-то я развернусь! — мечтательно произнес Примак. — Веришь, не могу там работать. Квартиру со студией в Челси снял. На выставке в Бад Хомбурге круто капусты нарубил, вот и решил в Англии пожить. Думал, на туманном Альбионе хоть торкнет. Куда там! Не цепляет меня ничего.
Корсаков с полным рот скорчил скорбную гримасу. Примак юмора не оценил, уже вошел в роль, хлюпнул носом. По мере опьянения он становился плаксивым и обиженным на весь свет.
— Тошно там, брат. Все есть, а тошно. Атмосфера такая. Жизни нет, одни «рилейшинз». И все — только за бабло. Как у проституток. Если чуют, что денег с тебя поиметь можно, любить будут всем сердцем. Вот ты хоть знаешь, сколько берет средней паршивости вип-персона за присутствие на открытии выставки? Говно типа нашего Горби, например? Десять штук баксов! Не кисло, да? Я год для выставки горбачусь, а за то, что он рожей своей пять минут на ней потряс, я ему обязан отстегнуть десять кусков! Это же, как ни крути, цена одной картины. Блин, так еще эта сука обязательно что-нибудь натурой взять норовит. «Господину фон Горби очень понравилась ваша работа…» Мол, сними и заверни. Как тебе это?
