Ее фамильярность более, чем убогий вид жилища, говорила о том, что изысканного пения и игры на кифаре посетители здесь не услышат.
– Мы хотели бы посмотреть товар, – в такой же вульгарной манере сказал Архелай, которого не смущала подобная обстановка.
– Прошу, – женщина сделала широкий жест рукой и направилась к стоящим слева ложам. – Можете называть меня Гермионой. А ну-ка, Тимо, покажи свои прелести, – обратилась она к прикрытой тонкой истертой тканью девушке с черными, как смоль, волосами и выступающими скулами скифки.
Девушка поднялась, отбросив полупрозрачную тунику. Под ней оказалось плотное смуглое тело. На лобке густо курчавились волосы, жесткие, как проволока.
Гермиона покосилась на мужчин. Архелай пожал плечами и перешел к другому ложу, на котором, подогнув под себя ноги, сидела тонкая, как статуэтка Изиды, девушка с каштановыми, собранными при помощи серебряного обруча волосами.
– Ификлея, – надменно улыбнулась хозяйка заведения, – поприветствуй гостей.
Девушка легко поднялась, простерла руки вверх, переплела их, раскинула, покрутила запястьями, грациозно присела, опустив при этом ресницы.
Архелай распахнул надетую на нее тунику. Под дымчатой тканью бледным золотом светилась юная плоть.
– Беру ее, – сказал Архелай.
Девушка старательно улыбнулась, демонстрируя ровные зубы.
– Это самая дорогая гетера, – одобрительно кивнула Гермиона.
– Договоримся, – буркнул Архелай.
Антипатр выбрал светловолосую меотку Гелиодору, Эвстах – пышногрудую тяжеловатую сарматку Архедику. Каждую пару провожала лично Гермиона.
В этот вечер она получила щедрую плату за услуги.
Оказавшись в тесной комнате, на потолке которой дрожало охристое пятно от светильника, а в углу, на низкой подставке стояла черная гидрия с изображенной на ней сценой омовения у источника, Архелай сбросил с себя накидку. В ее полы завернул он снятые с пояса кошелек и кинжал.
На столике возле ложа он нашел лекиф и глиняный кувшин с вином. Поднял его и сделал несколько жадных глотков. Поморщился. Девушка, нагая и покорная, лежала на зеленом покрывале. Меж ее торчащих грудей мерцали голубые бусы из халцедона. Матово-голубое свечение камня оттеняло светлую желтизну гладкой кожи. Архелай скинул хитон и припал к чуть подрагивающему девичьему телу.
Хрупкая и беззащитная на вид, Ификлея выказала себя в любовных забавах страстной и неукротимой вакханкой. С неутихающей похотью тигрицы отдавалась она Архелаю. Без устали дарила она ему плотоядную дрожь и сок своего тела. Из соседних комнат, из-за тонких перегородок и занавесок доносились до них сладострастные вопли. Антипатр жалобно стонал, Эвстах ревел как бык.
