— Мне нужны не слова, а факты, — настаивал я.
— Вы все ужасно затрудняете, Донован, — пожаловался он. — Я даже спрашиваю себя, зачем мы связались с вами.
— Мы будем сотрудничать с Полом, потому что он может стать надежным союзником, — резко сказала Колетт. — Мы уже пришли к этому мнению, и еще ничего не случилось, что могло бы изменить наши намерения. Ты, Курт, на его месте поступил бы точно так же, и ты это знаешь.
— Может быть, — И все-таки прошу вас, Донован, не мешать мне. Я обеспечу все доказательства, которые нам нужны.
— Ну, ладно, — сдался я. — А что вы собираетесь делать с Сугденом?
— Это я вам скажу позднее в столовой, — сказал он. — Колетт подробностями и деталями не интересуется.
Колетт мило улыбнулась и пригубила бокал. Я повернулся в сторону Лози, чтобы отправиться с ним в столовую, но он, казалось, никуда не спешил.
— Как-то я попросил Колетт связать мне пуловер, — мягко сказал он. — И даже купил ей шерсть и спицы.
— Вот как? — удивился я.
— А она отказалась. — Он коротко рассмеялся. — Возможно, Колетт просто не создана для семейного уюта. Но спицы были особенные, из стали. Вот я их и забрал обратно в надежде, что они мне еще пригодятся.
— И это себя оправдало? — задал я глупый вопрос.
— Может быть, хотите убедиться сами?
— Нет, — сказал я, — он еще жив?
— Нет, — ответил он. Я ушел.
Мы поцеловали друг друга, но я не был уверен, что у нас восстановились прежние отношения. Мы любили друг друга плотской любовью, но у Мэнди был какой-то отсутствующий вид. Она хотя и реагировала так, как и можно было ожидать, но в эмоциональном отношении это было все равно, как чинная китайская трапеза. В течение двух дней у нас даже не было тем для разговора. Она не спрашивала, куда исчез Хикс, а я сам ей этого тоже не говорил.
Короткий зимний день прошел, и за окнами стало темно. Снег растаял и превратился в грязь. Было около восьми часов вечера, и я налил себе выпить, как из спальни появилась Мэнди. У нее было только одно лицо, и я при каждом удобном случае спрашивал себя, как можно тратить столько времени на уход за ним, но спросить ее, а не себя, каждый раз не решался.
На ней опять были лишь клочки от туалета, а платье даже с вырезом до талии. Возможно, к такой экипировке принадлежал и бюстгальтер, но Мэнди, конечно, сочла его излишним. Черные чулки держались на одной крошечной подвязке, туфли на высоких каблуках были огненно-красные.
Она повернулась передо мной вокруг своей оси и вопросительно посмотрела на меня.
