Да и сами-то ноги — не ноги, а шоу. Загорелые волосатые лодыжки в крутых царапинах и шрамах. Выше — полустершаяся корявая татуировка: «МГУ, юрфак, 202-я группа. Курс трудового права. Группа крови: 3+». Совсем высоко — лохмотья оборванных штанин. Дальше, как ни задирай голову, зрителю не видать — колени тают в звенящих небесах.
Вдруг — сверху! — из пылающего зенита! — падает гигантская тень… закрывает солнце… темное… ах! Толпа зевак вовремя отшатнулась: бух!.. бу-бух!.. обрушился в траву яблочный огрызок. Видимо, титанический обладатель желтых лаптей избавлялся от ненужного груза в карманах. Вслед за огрызком с небольшими интервалами рухнули, сотрясая землю: пробка от пивного бочонка, кроличья лапка, медная женская пуговица и половинка пирожка с маком (дюжина отважных муравьев кинулась и успела оттащить). Затем в траву спланировала засаленная лубочная миниатюрка неприличного содержания с нацарапанным на обороте нежным девичьим именем. Несколько застарелых изжеванных зубочисток, ноюще свистя, с чудовищным хрустом вонзились в глинозем.
Самым последним из поднебесного кармана с грохотом выпала упаковка популярных кожаных кондомов «Кримхильда», импортируемых волхвами-контрабандистами из далекой Ледянии. Обидно. Во-первых, выпала явно случайно. Во-вторых, насмерть придавила кого-то из журналистов в траве.
Гигантский человек не слышал букашливого вопля под лаптями. Облегчив свой немалый вес путем тотального опустошения карманов, он нахлобучил на голову самодельный яйцеподобный шлем с решетчатым забралом (видимо, наспех переделанный из печенежского). Извлек из-за пояса краги, неторопливо натянул. Зевнул, вздохнул и почесался незначительно выше колен.
— Доброе утро, тля, — громогласно произнес человек («Здрав… жела… ваше… ство!» — хором гаркнула тля в ответ, но человек не расслышал). Он сплюнул (попал в район зрительского VIP-сектора; чудом обошлось без жертв) и добавил досадующе: — Здравствуй, жаба, новый год! Вот тебе, бабушка, и юркий пень! А кому щас на Руси павлины полетят?
Судя по голосу, персонаж был чем-то недоволен. Впрочем, как обычно. Ведь это был он. Ну да. Ну, в общем, вы поняли. Нет, не уговаривайте. Нет, я не могу отменить. Нет. Он должен быть по сюжету. Да, небрит. Да, невежлив. Но — это его дневник! Как же теперь без главного героя? Я и так растянул Стенькины записки на двести страниц — избавляя вас, таким образом, от необходимости лицезреть Бисера вплотную.
