Дмитрий Анатольевич не мог с этим не согласиться, внутренне поздравляя себя с самыми успешными в его жизни переговорами. Стоит только толкнуть камень в нужном направлении – и город будет наш!
* * *
Сидя на холодном подоконнике, Кирилл в который раз вспоминал эту ужасную операцию.
Как только Жуков попросил его пустить наркоз, Кирилл прижал маску к лицу пациента, который был спокоен и стар, и открыл вентиль. Только открыл он его немного больше, чем следовало. Ему стоило большого труда спокойно стоять и смотреть, как Жуков ловко орудует скальпелем, разрезая дряхлый живот пациента. Кирилл знал, что от калипсола умирают не сразу, но все равно с муками наблюдал, как подрагивают веки оперируемого и бледность постепенно разливается по его лицу.
Раздался пронзительный писк – Кирилл не понял сперва, откуда он доносится. А потом, как сквозь туман, увидел хлопочущего вокруг стола ассистента, всего опутанного проводами «электрошока», и услышал, как из-под толщи воды, голос хирурга, срывающийся на фальцет:
– Мы его теряем!
В голове у Кирилла что-то щелкнуло, и наступил момент ослепительной ясности и мертвой тишины, в которой он стоял и с постепенно нарастающим ужасом смотрел на запрокинутую голову и торчащий кадык человека, которого он убил.
Кирилл потерял равновесие и полетел в пропасть ада, в котором дрожала и корчилась его умирающая душа. Со дна этой пропасти он услышал:
– Нашатырь, пожалуйста. Где вы таких детей находите для работы в операционной, я не понимаю...
* * *
Выйдя из кабинета Штейнберга, Лямзин облегченно вздохнул. Он шел по коридору и не мог поверить в свое счастье. Он мало верил в счастливый случай, но то, что произошло, иначе назвать было просто невозможно.
Штейнберг в последнее время часто вызывал его на ковер, и это Лямзина не удивляло. Ему было совершенно понятно желание босса держать всю клинику в напряжении. Лямзин быстро усвоил самую выигрышную линию поведения, которая позволяла ему избегать нагоняев и творить под самым носом у начальства все, что его душе угодно.
В этот раз, впрочем, визит к Штейнбергу был для него едва ли не самым радостным событием за последние несколько недель.
Представ перед Борисом Иосифовичем, он выслушал его замечания, но вся выволочка совершенно вылетела из головы, как только он увидел в руках у Штейнберга больничную карточку с обтрепанными краями. Лямзин смотрел не отрываясь на холеные руки завклиникой, которые так небрежно взяли со стола брошюрку и стали помахивать ею в воздухе. Лямзин практически ничего не слышал, он напряженно ждал, когда карточка повернется к нему таким образом, что будет виден ее титульный лист.
