Неожиданно среди этой суетящейся толпы я заметил человека в очках, съехавших на нос. В нем я узнал своего нового знакомого, некоего Евгения Чуева. Мое внимание к этой персоне привлекло то, что в руках он держал большой кусок мраморной плиты. Я вгляделся и увидел в верхней части куска плиты надпись, сделанную золотистыми буквами на темной поверхности:
«ЭПИТАФИЯ». ГАЗЕТА ДЛЯ ВЕЧНЫХ ОПТИМИСТОВ».
Кроме того, на доске значительную площадь занимал портрет Александра Бомберга, обрамленный каким-то текстом, видимо, некрологом.
Чуев смотрелся белой вороной в толпе, так как его из-за подобного оригинального средства массовой информации в руках все старались обходить стороной. Однако он упорно пытался заговорить то с одним, то с другим. Его собеседники понимающе кивали головами, но тут же, ссылаясь на занятость, отходили. Наконец Чуев подошел к креслу, где вальяжно сидела, заложив ногу на ногу, Лена Капитонова. Как только Чуев приблизился к ней, Лена выпрямила спину. Она внимательно посмотрела на мраморную плиту, и на глазах у нее выступили слезы. Утерев глаза платочком, Лена этим же платочком протерла плиту и, показав пальцем на наручные часы, что-то сказала Чуеву, вскочила и выбежала из комнаты.
Заметив меня, Чуев направился в мою сторону, скорбно улыбаясь. Не знаю почему, но от напряжения я вдруг занервничал, в горле у меня пересохло, и, проглотив ком, я приготовился к чему-то неприятному. Но Чуев, улыбаясь, прошел мимо.
Я обернулся и увидел, что он подошел к столу, где сидела Тамара Тарасова. Я узнал уже знакомый мне булькающий голос Чуева:
– Томочка, я тут подумал, посоветовался с людьми и решил, что его лучше оставить тебе...
И положил мраморную плиту ей на стол.
Следующий момент поразил меня еще больше. В отличие от всех предыдущих собеседников Чуева начальник отдела информации Тамара Тарасова не стала от него отбрыкиваться, ссылаясь на нехватку времени и занятость. Вместо этого она взором, исполненным тоски, молча уставилась на фотографию Бомберга и даже не заметила, как Чуев, тихо пятясь, отошел от стола.
Просидев без движения еще минут пять, Тамара наконец закрыла глаза и тяжело вздохнула. После чего потерла руками виски, раскрыла дверки стоящего рядом со столом шкафа и, с некоторым усилием оторвав плиту от стола, убрала ее в шкаф. И тут над моим ухом зазвонил телефон.
В отличие от всех звонков редакции он звонил наиболее громко и настойчиво. Я протянул руку к телефону и, подняв трубку, спросил:
