На следующий день утром я встал поздно, так как забыл включить будильник. Собственно, я и не ставил себе целью прийти в редакцию рано.
Я не спеша позавтракал, влил в себя остатки вчерашнего коктейля и в издательство прибыл в районе часа дня. Каково же было мое удивление, когда, едва переступив порог кабинета Седого с Капитоновой, я был подвергнут раздраженным словесным атакам Седого.
– Ты где, черт возьми, шляешься? – вскочил он с места. – Или ты вообще утром на работу приходить не можешь?
Я не нашел что возразить непонятно чем раздраженному Седому и просто спросил:
– А что, собственно, случилось? Уж не покушались ли на главного редактора? Жив ли господин Гармошкин?
– Жив, – буркнул Седой. – И очень хочет тебя видеть.
– Зачем?
Седой сел за стол и сделал вид, что погружен в рассмотрение каких-то бумаг. Спустя некоторое время он поднял на меня глаза и сказал:
– Ну, в общем, есть у него к тебе разговор. Иди, сам все узнаешь.
Я не стал мешкать и направился в кабинет главного редактора.
– Добрый день, – сказал я читающей газету секретарше. – Гармошкин сейчас свободен?
– Свободен, – ответила Ирина, оторвавшись от чтива. – Ждет вас.
Очутившись в кабинете главного редактора, я застал его хозяина в весьма плачевном состоянии. Похоже, события вчерашнего вечера более чем отрицательно сказались на Гармошкине. Видать, он провел бессонную ночь, о чем говорили обширные круги под глазами. Ежик его волос поник, как колосья хлеба после града. В пепельнице уже было полно окурков. В момент моего появления Гармошкин с кем-то говорил по телефону, стараясь быть по максимуму односложным. «Да... Нет... Пока не знаю... Как только что-то будет, я тут же сообщу... Договорились... Пока». Гармошкин, скривясь, положил трубку. Физическое состояние, и этот разговор, и все окружающее его не доставляло ему никакого удовольствия. Он все делал через силу.
