], Ориген употребляет ставшее уже традиционным к его времени уподобление умирающего и воскресающего тела зерну, брошенному в пашню и восходящему в новой жизни. «Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно. Но Бог дает ему тело… Сеется в тлении, восстает в нетлении, сеется в уничижении, восстает в славе, сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное» (1 Кор. 15, 35-44).
Наиболее красивое истолкование этого символа позднее будет дано Августином: «Но разве стал бы ты оплакивать семя, когда бы пахал землю? Ведь, если бы нашелся кто-нибудь столь несведущий, который бы, видя, как семя выносится на поле, бросается в землю и зарывается в глыбах, стал плакать о нем и, вспоминая о летнем зное, стал бы говорить сам себе: вот хлеб, с таким трудом сжатый, вымолоченный и очищенный, лежал в житнице; смотрели мы на него и радовались, теперь же нет его на глазах наших: вижу землю вспаханную, хлеба же ни в житнице, ни здесь не вижу. Если бы, говорим, нашелся такой человек, который бы так сильно грустил и плакал о хлебе, как умершем и погребенном, смотря на глыбы и на землю, и не думая о жатве, то как смеялись бы над ним, хотя и неученые, но сведущие в том деле? И что сказали бы ему те, которые знали бы, что скорбит он потому, что не понимает? Не печалься, — сказали бы они ему. Того, что разбросали мы в землю, нет уже в житнице, нет в руках наших. Но вот потом придем мы на это поле, и отрадно будет созерцать тебе вид жатвы там, где теперь скорбишь ты над голой землей» (Августин. Беседа 361. О воскресении мертвых первая, 6).
Но, конечно, образ есть только образ, и аналогия не есть доказательство. Это вполне ясно Оригену [358]. Проблема в том, что зерно все-таки не умирает. Оно не распадается, а продолжает жить и действовать, будучи погребенным в земле. А труп именно распадается, исчезает, и сам собой воскреснуть не может [359]. Воссоздание будет чудесным, непостижимым действием Творца, да. Но можем мы ли сделать еще шаг и предположить — что именно в нас оживит Чудо? [360]
Приступая к обоснованию пасхальной надежды Ориген, пошел путем различения в теле «материального субстрата», то есть конкретного наполнения, постоянно нуждающегося в восполнении из внешнего мира, и «формы», некоей идеи (на сегодняшнем языке можно было бы сказать — информационно-генной структуры) тела, которая перестраивает все приходящие из внешнего мира разнообразные вещества в человеческий организм. Несмотря на разнообразие внешней среды и питания, Павел всю жизнь остается Павлом, а Петр — Петром именно благодаря самотождественности «формы». Воскрешению в понимании Оригена подлежит не субстрат, но форма, качественность Петра или Павла, которые он обозначает терминами или. Для Оригена тождественность тела определяется тождественностью его формы, эйдоса. «Тело не дурно названо рекою: так, при тщательном рассмотрении, может быть, даже в продолжение двух дней первоначальное вещество не остается тем же в нашем теле… Не смущайся, если кто скажет, будто это первоначальное вещество тела в то время не будет таким же, так как разум показывает способным разуметь, что и теперь, даже в продолжение двух дней, не может оставаться таким же прежнее вещество тела… Сила семени в зерне пшеницы, овладев окружающим веществом, проникнув его всецело, вкоренившись в самом составе его, придает силы, какие имеет, тому, что прежде было землей, водой, воздухом и огнем, и преодолев их качества, изменяет их в то самое, которого само бывает производителем, и таким образом наполняется колос».
