Тут мне нужно было колодец на огороде вырыть. Мирное, в общем-то, занятие.
"Я это могу!" - сказал мне Вова, и глаза его потемнели.
А я подумал: моря поблизости нет, подводных лодок нет, огня нет и складов с боеприпасом тоже. Может, обойдется.
А вдруг! А вдруг это то единственное, что он по-настоящему умеет?
Были у меня, конечно, сомнения, особенно когда я заглянул ему прямо в сумасшедшее зрение, но они как-то рассеялись, видимо, от жары - действительно, степь же кругом, ничего не должно прилететь.
Вовик взялся за лопату и начал остервенело рыть. И так здорово! Залюбуешься.
И вот он уже в землю уходит и уходит, рождая во мне все-таки беспокойство, поскольку очень уж с чувством, хотя, в общем-то, чего там, и во все стороны летят с него капельки пота.
И вот уже голова скрылась. Здорово!
Здорово роет!
Ничего не скажешь.
И только я принялся думать, как все это здорово, и о том, что надо бы Вову на подобном рытье почаще использовать, привлекать и приглашать, как на глубине шесть метров он натолкнулся на мощную водоносную жилу.
Видели, как выбирается из ямы с водой лягушка, если ту яму начать засыпать?
Точно так же, молча, Вова пытался резво вскарабкаться по скользким глиняным стенам.
А потом его обалденной струей как подняло!
Пологорода залило, и через неделю источник иссяк.
А тут мне электричество надо было проводить. "Я это могу!" - пристал ко мне Вова.
– Вот! - сказал я ему и показал на свой собственный член. - Я тебя только от высоковольтного столба еще не отдирал. Будешь там висеть обгорелым кузнечиком.
Понравилась запись на рукаве прошлого века: "Вместе со спермой в нее вливалось чувство юмора".
Смех - враг секса. Я вчера это выяснил, общаясь с женой. Если женщину смешить, то она уже ничего не хочет. Да и сам ты ничего не хочешь. Так что успешно размножаются только угрюмые люди. А веселые размножаются с великого отчаяния. Выпадают минуты такого отчаяния, и тут-то они своего не упускают. Уж будьте покойны. Взять хотя бы меня…
Будь я дамой преклонных годов, жил бы в доброй старой Англии.
Ухаживал бы за садом, подрезал розы, травку растил, беспокоился бы о том, как перезимовали крокусы и примулы, рассаживал флоксы, удобрял хризантемы. И все это в шляпке, в костюме для полевых работ, в перчатках. Потом в кафе посудачить за чашечкой кофе с пирожным, поглядеть на мир через большое окно, сделать ему парочку замечаний.
Но увы! Я в России, и я мужик.
Недавно близкие мне сделали подарок. Они подарили трусы.
