После вступления, в котором изображается несомненность избавления, как бы уже начинающегося (40:1–11 [258]), пророк соответственно порядку порабощений излагает утешение сначала Израильтянам (40:12–49:13 [259]), а потом Иудеям (49:14–52:12) и, наконец, общие обеим половинам народа высокие обетования о пришествии Мессии, о совершении искупления человеческого рода, об утверждении царства Божия на земле, о призвании язычников, которые составят большинство членов сего царства, и о судьбе его противников или врагов (52:13–66:24 [260]).
В этом последнем отделении своего воззвания пророк весьма часто пользуется аналогией царства земного и гражданского с царством небесным или нравственным. Порабощение и предстоящее освобождение и утверждение вновь самостоятельности царства Еврейского ставится ручательством истины обетований об искуплении и возрождении человеческого рода. Грехи разрушили завет, навлекли порабощение и составляют препятствие к возвращению в отечество; грехи же или укоренившиеся материалистические взгляды и преобладание чувственных наклонностей составят коренное препятствие к вступлению в царство Мессии, вне которого нет спасения. Поэтому проповедуется всем покаяние и исправление, как необходимые предварительные условия к восприятию даруемого спасения.
Утешайте, утешайте народ Мой, говорит Бог ваш, или непрестанно напоминайте им о приближающемся спасении, ибо вот в пустыне уже раздается голос: исправьте путь Господу, идущему спасать народ Свой (40:1–5; ср. Ин 1:23). Могущество и слава народов (в том числе и Вавилонян) скоропреходящи, как цвет на траве; неизменны только определения и обетования Божии (40:6–8 [261]). Итак, взойди на высокую гору и велегласно скажи Иерусалиму, что возвратить отторгшийся и собрать рассеянный Свой народ идет заботливый Пастырь — Господь всемогущий, премудрый и столь великий, что все народы пред Ним, как капля из ведра — и что если бы захотели достойно почтить Его, то дубравы Ливанской не достало бы на дрова — и всех четвероногих земных на всесожжение, достойное Ему (40:9–17 [262]). Поэтому не безрассудно ли изображают Его в каких-либо формах или видах, как сделали Израильтяне в золотых своих тельцах, из подражания язычникам ставящим неподвижного идола, — как будто Израильтянам не возвестилось сперва то коренное и гласное понятие, что Господь есть Вседержитель, раскинувший небо, как скинию, и одним дуновением уст Своих сменяющий властителей земных, следовательно существо живое и действующее, а не вылитый какой-нибудь золотой теленок (40:18–24 [
