– Это неправда, – закричал кто-то.
– Это правда, – прокричал в ответ Ворф, и голос его эхом отдался в комнате. – И я могу доказать это. Доктор Зир. – Он сел, чтобы хрупкая женщина не казалась рядом с ним крошечной.
Она встала, почти нервно оглядела собравшихся.
– Вы знаете, кто я. Многие из вас были моими пациентами. Я баюкала вас, когда вы были слишком искалечены, чтобы жить вне контейнеров.
– Мы знаем и уважаем Вас, доктор Зир, – сказал Баша. – Мы хорошо знаем Вашу работу. Вы спасительница наших детей, и мы благодарны Вам.
– Если вы действительно благодарны, слушайте его. – Зир указала на Ворфа. Он предлагает вам возможность мира. Шанс, что наша раса не вымрет.
– Мы не знаем доктора Зир, – сказала Ханни. – Мы уважаем наших врачей, но её имя нечего не значит для нас.
– Я торлик по рождению, но я также орианка. Если вы сейчас ничего не сделаете, я успею увидеть гибель всей нашей расы. Яд в воздухе не различает, какая на нас форма. Яду всё равно, кто прав, кто виноват. Он убивает однинаково всех. И чаще всего убитыми оказываются дети. – Она обернулась к Ханни, указала на неё. Телохранители беспокойно зашевелились.
– Сколько нормальных детей родилось у вентурийцев в этом году?
– Не знаю.
– В прошлом году?
– Не…
– За последние пять лет, последние десять лет, сколько?
– Я не знаю.
– Вы знаете; возможно, не точную цифру, но знаете. Мы все знаем. – Ей голос громко звучал в затихшей комнате. – Я думала, мне уже всё равно. Я заботилась о детях, потому что им было больно, но я знала, что это безнадёжно. Наша раса была обречена, мы убивали себя своими руками. А потом я встретила посла Федерации и его целительницу. Они вернули мне что-то, что я потеряла. Нет, что-то, от чего отказалась. Надежду. Они вернули мне надежду. Надежду, что у нашего мира, у нас, есть шанс.
– Это трогательная речь, – сказала Ханни, – но она ничего не меняет.
– Это верно, – сказала доктор Зир, – ровным счётом ничего не меняет. Если вы оба не начнёте мирные переговоры здесь и сейчас, ничего не изменится, и через каких-нибудь десять лет не останется ни торликов, ни вентурийцев. Мы все вымрем.
– Вы преувеличиваете, доктор. – сказал Баша.
– Нет, генерал Баша, не преувеличиваю. Уродства детей становятся всё хуже. Большинство женщин даже не могут забеременеть. Те, кто могут, либо не донашивают ребёнка до положенного срока, либо рожают чудовищ, о смерти которых я молюсь, потому что спасти их я не могу. Я видела рождение чудовищ, которые до сих пор снятся мне в кошмарах. Мы убиваем своих детей. Без детей мы вымрем как раса, мы все. И не важно будет, кто прав, кто виноват, кто победил, кто проиграл. Лечить будет некого, потому что мы отравили Ориану. Это планета умрёт, и воюющие остатки нашей расы умрут вместе с ней.
