— Видал, как Лужков развернулся?! — Подседерцев ткнул пальцем в боковое стекло. Машина была припаркована на углу Кропоткинской. Сразу в нескольких углах остова будущего Храма вспыхивали яркие гирлянды электросварки. С бульвара то и дело на стройку въезжала череда грузовиков, поток разношерстных легковушек послушно замирал, пропуская оранжевые тяжеловозы. — Ударная стройка первой капиталистической пятилетки!
— Кого на царствие венчать собрались? Неспроста же так гонят, будто Дворец съездов к очередному историческому заседалищу.
— Историю знать надо, чудило. То, что ты имел в виду, делалось в Успенском.
— Ага, а на Красной площади Петька головы рубил, а при Усатом там демонстрации трудящихся гарцевали. Иные времена, иное использование памятников культуры. Тем более, в Успенский бояре по ранжиру входили и было их — по пальцам перечесть, а нынешних только в таком огромном и разместишь, и то еле влезут, если халявщики прорвутся.
— Никита, слухи все это. Уж кто-кто, а я бы первым знал, — отмахнулся Подседерцев.
— Само собой, Служба Охраны Президента! — Гаврилов изобразил на лице немое восхищение.
— Нет у меня настроения… — Подседерцев не успел закончить, в рации пискнуло, потом чей-то голос резко бросил: «Объект вышел. Третий, принимай!»
— Завертелось! — потер ладони Гаврилов.
— Можем ехать?
— Не, погоди! Я специально тебя привез на эту хохму посмотреть. — Гаврилов опустил затемненное стекло. — Смотри через лобовое. Вон наш казачок чешет.
Подседерцев подался вперед, вглядываясь в фигуру молодого мужчины, кутавшегося в плащ, хлопающий полами на резком ветру. Гаврилов, любитель циничных шуток, прозвал его казачком засланным, вспомнив фразу из советского боевика «Неуловимые мстители». Прозвище настолько точно соответствовало функции молодого человека в предстоящей операции и так выражало едва скрываемое презрение, испытываемое к нему Гавриловым, что прозвище само собой стало оперативным псевдонимом.
— Дохлый он какой-то, — как бы разочарованно протянул Подседерцев. — На фотографии лучше смотрелся.
Сейчас он был от души благодарен Гаврилову, в теле приятно заныла давно забытая струнка — началась охота.
— Не туда смотришь, — подтолкнул его локтем Гаврилов.
За Казачком, особо не скрываясь, топала наружка — один пристроился сзади, второй задержался у светофора.
— Твои?
— В том-то и дело, что нет! — радостно, как фокусник, только что вытащивший из рукава живого кролика, ответил Гаврилов.
