Ирина медленно двинулась вперед.
"Вчера Ники принес мне маленькую баночку дивного, душистого меда, и…"
– Бабы! Да брешут они, гады! Прячуть хлебушек!
"…и я, зачерпнув ложечкой золотой нектар, с наслаждением впитывала в себя волшебный вкус лета…"
– Мужик на фронте. Дитё третий день не жрамши! А они тут жируют!..
"…а Ники неожиданно поцеловал меня в губы…"
– Да я за дитёв глотку перегрызу!
"…его лицо было настолько близко, что очертания его расплывались, превращаясь в нечто зыбкое, нематериальное…"
– Не хочут давать по– добру – сами возьмем!
"…я прикрыла глаза, отдаваясь его губам…"
– Бей их, бабоньки! – раздался визгливый мужской голос.
Толпа, опрокинув хозяина и приказчика, рванула в лавку, двери затрещали, на ступеньках у входа начались потасовка и давка.
Прижавшись к стене дома, Ирина продолжала осторожно двигаться вперед. Из задних рядов через головы пролетели камни.
"…и навеки запоминая медовый вкус, имя которому – любовь…"
Раздался звон разбитого витринного стекла и сразу же – истошный женский крик…
Ирина вздрогнула и остановилась. От разбитой витрины, схватившись за голову, пыталась отойти женщина с залитым кровью лицом. Охнув, она осела на землю и медленно повалилась набок. На долю секунды те, кто пытался прорваться внутрь через разбитую витрину, приостановились, бессмысленно глядя на нее, но раздавшийся изнутри радостный вопль: "Вот он, хлебушек!" – бросил их вперед через упавшее тело. Сзади, уже не замечая ничего, продолжали напирать другие. Ирине показалось, что она слышит, как трещат под ногами кости несчастной, и, не выдержав, отчаянно расталкивая всех, бросилась в самую гущу толпы.
– Пустите! Пустите же, говорю! Вы же по людям ходите!
Ее никто не слышал. Толпа, словно страшное многоликое чудовище, еще плотнее сжималась перед ней… От внезапного удара по голове потемнело в глазах. Уже знакомый визгливый мужской голос прокричал совсем рядом:
– Богатенькая сука тоже кушать захотела? Хлебушек наш отнять хочешь? А вот мы тебе сейчас… Бей ее!
Обрушившиеся удары свалили с ног. Рядом в луже крови лежала молодая женщина, которую уже нельзя было спасти.
Из разбитого рта Ирины потекла кровь – солоноватая и теплая. Сознание стало уходить. Лежа на снегу, она безразлично почувствовала, что кто-то начал стаскивать с нее шубку.
– Кажись, я тебя знаю! Эй! Не ты ли мово мужа на улицу выкинула? – нависло над ней рябое одутловатое женское лицо в темном платке. – Ложки у нее вишь серебряные сперли! Вот я тебе! – И она с силой, по-мужски, ударила ее по лицу.
