Гость едва заметно откинулся к спинке стула. Ирина вспыхнула и покосилась на отца – не заметил ли чего? Сергей Ильич, наклонив голову, спрятал улыбку. "Ох, молодость, молодость… Думают небось, они первые изобрели эти игры с прикосновением под столом. А он – шустрый малый! – бросил обеспокоенный взгляд на гостя. – Хоть с виду тихоня. Кабы у них не вышло чего…"
– Так вы, Николай Сергеевич, значит, с этим делом справились? – Сергей Ильич доел последний кусочек мяса и положил нож с вилкой на тарелку параллельно друг другу. – Молодцом! Подсудимый-то на редкость убогий человечишко был! Не всякий бы взялся за его защиту. – Поймав на себе укоризненный взгляд дочери, поспешно добавил: – Уж больно сложное дело!
– Да, все сложилось удачно, слава Богу! – Ракелов, промокнув губы белой накрахмаленной салфеткой, слегка отодвинулся от стола.
– Ох, голубчик, никогда в деле нашем не ссылайтесь на божественный промысел! Впрочем, – Сергей Ильич оживился, – здесь вы не одиноки. И в английском суде, впрочем, как и у нас, и стороны, и судьи постоянно упоминают Бога. "I pray to God!" или "May God have mercy on your soul!" – Ракелов понимающе кивнул. – Но вдумайтесь только, – продолжил Сергей Ильич,– каков парадокс! Судья – человек, называющий себя христианином, обращается к другому человеку и говорит ему: "В наказание мы вас повесим и подержим в петле полчасика, донеже последует смерть. Да примет вашу душу милосердный Господь!" Этого невозможно понять! Ведь суд – не божеское дело, а человеческое. Мы творим его от имени земной власти, а не по евангельскому учению. Хотя насилие суда необходимо для существования современного общественного строя, но оно, любезнейший Николай Сергеевич, остается насилием и нарушением христианской заповеди "не судите…"
– Что же, папа, – вступила в разговор Ирина, – и уничтожение Распутина, по-твоему, не богоугодное дело? А вспомни, что было позавчера в театрах, и у нас здесь, и в Москве, когда вечером докатилось известие о его смерти? Люди, христиане, и, заметь, это – элита общества, ликовали, прерывая представления, вставали с мест и в едином порыве требовали исполнения гимна! Мы сами видели – да, Ники? – она обернулась к Ракелову, – как в Александринке все – и зрители, и актеры – стоя пели "Боже, царя храни!" и плакали от счастья! Да-да, плакали! И я – плакала!
– Да, кстати, – Сергей Ильич начал говорить тише, – я был у председателя Государственной думы Родзянко, когда к ним домой пришел князь Юсупов. Вы знаете, он – племянник им. Не стесняясь меня, они с женой обняли Феликса, поздравляли друг друга: "Богу было угодно, чтобы общее дело, наконец, свершилось…"
