- А у вас есть деньги на билет, дорогой? И на другие расходы?
- Я остановлюсь у приятеля. Он тоже художник.
- Но доехать туда, голосуя на обочинах, вы не сможете, - с сомнением глянула она на меня.
- Попробую, - усмехнулся я.
- Ну ладно, дорогой, скажем, вы сможете, но это ничего не меняет и не стоит возражать. У меня есть кое-что благодаря Арчи, а у вас нет, и так как вы собираетесь в путь отчасти из-за моей контрабанды, то я настаиваю, чтобы вы позволили мне оплатить ваш билет.
- Нет, Мейзи.
- Да, дорогой. Будьте послушным мальчиком и сделайте, как я говорю.
«Нетрудно понять, - подумал я, - почему она была доброй сестрой милосердия. Выпей лекарство, миленький, вот так, хороший мальчик…» Мне не хотелось соглашаться на ее предложение, но от правды никуда не денешься: мне все равно пришлось бы одалживать.
- Не нарисовать ли для вас картину, Мейзи, когда я вернусь?
- Было бы очень хорошо, дорогой.
Я подъехал к дому, расположенному в районе Хитроу, где жил в мезонине.
- Как вы только выдерживаете, дорогой? - спросила она, поморщившись, когда реактивный самолет над нашими головами начал круто набирать высоту.
- В такие моменты меня утешают мысли о низкой квартплате. Достав чековую книжку, Мейзи выписала чек и подала мне. Проставленная сумма намного превышала расходы на путешествие.
- Если вы уж так настаиваете, дорогой, - ответила она на мои протесты, - то можете вернуть мне остаток. - Взгляд ее голубых глаз стал очень серьезным. - Только будьте осмотрительны, дорогой.
- Конечно же, Мейзи.
- Право же, дорогой, вы можете по-настоящему растревожить мерзких типов…
Через пять дней в полдень я приземлился в аэропорту Мескотт. Когда мы заходили над Сиднеем на посадку, далеко внизу были видны торговый порт и здание Оперы.
Джик встретил меня у выхода из таможни. Он улыбался и размахивал бутылкой.
- Тодд, старый чурбан! - воскликнул он. - Кто бы мог подумать? - Голос его легко перекрывал шум, царивший вокруг. - Приехал рисовать красные земли Австралии?
Он в упоении хлопал меня по спине своей мозолистой рукой, совершенно забыв, насколько она тяжела. Джик Кассаветз, старый друг, полная противоположность мне по всем статьям.
У него борода, а у меня ее нет. Жизнерадостный, шумный, экстравагантный, никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту, - я даже завидовал его характеру. Голубые глаза и волосы пшеничного цвета, мускулы железные. Острый язык и искреннее неприятие всего, что я рисовал.
