К Киеву братья подъехали стремя в стремя. Войско их шло сзади стройпо и мирно, и толпы людей вышли встречать братьев. Казалось, что наступало иа Руси тихое время.
Шел июль 1077 года.
Всеволод отбыл в Чернигов, разослал своих паместни-ков в Переяславль, Ростов и Суздаль; Изяслав взял в руки Туров, Владимир-Волынский. Надвое поделили братья Русскую землю, и едва ли не большая ее часть досталась Всеволоду Ярославичу. За гаи был и Смоленск, где сидел Владимир Мономах.
Вскоре ^зяслав известил смоленского князя, чтобы к зиме готовился вместе с новгородцами к новому походу против Полоцка. Велел он прислать войско и черниговскому князю, но Всеволод вместо этого послал гонцов к тестю в половецкую орду с просьбой прислать всадников для похода на Полоцк; своих людей послала к половцам и княгиня Анна, сообщала, что силы на Полоцк двинутся большие, добыча и полон будут богатыми, просила согласиться.
Тихое время на Руси так и не наступило. На исходе лета внезапно Изяслав объявил, что он сводит Глеба с новгородского стола и направляет в Новгород на княжение своего сына Святополка. В тот же день Святополк во главе дружины двинулся иа север и в несколько переходов был уже под Новгородом. В городе было неспокойно. Новгород всегда со времен Ярослава имел много вольностей, княжеские сыновья сидели здесь не как стольные князья, а как великокняжеские наместники. Глеб решил превратить Новгород в свою отчину. Не случайно в городе зрело против пего недовольство, не случайно новгородцы начали тайно сноситься с Изяславом, обещали ему поддержку в борьбе против властолюбивого Святославича, и лишь тогда великий князь решился.
Глеб не стал искушать судьбу. Святославичи всегда нутром чуяли беду, и, не дожидаясь, пока его схватят сами новгородцы, князь бежал в Заволочье к дружественной чгоди. Святополк вступил в Новгород.
А как только вновь встала зимняя дорога, Владимир стал собираться в поход на Полоцк. Он из Смоленска, Святополк из Новгорода должны были с двух сторон ударить по полоцким владениям. Владимир ждал подхода небольшой черниговской рати с половецкими всадниками, и к декабрю половцы появились в Смоленске.
Смоляне высыпали на крепостную стену, молча смотрели на приближавшуюся половецкую конницу. Потом расступились, освободили место для князя, тоже вышедшего на стену. Мономах глядел на угрюмых, узкоглазых, молчаливых всадпиков, сидящих на низких мохнатых ло-" шадях, на их пушистые шапки-треухи, на трепещущие в морозном воздухе конские хвосты, привязанные к длинным пикам. И он вспомнил, как вот так же много лет назад, еще дитем, смотрел на половцев с крепостной переяславской стены, какой испытал тогда ужас перед этой угрюмой, молчаливой степной силой. И сейчас, наблюдая, как половцы подъезжали к огромным дубовым кованным железом воротам Смоленска, он не мог заглушить в себе голоса тревоги и недовольства. До чего же надо было дойти в ссорах и междоусобицах, если против своего же русского князя, против своих же русских земель, русских людей потребовалось звать иноземцев. То Изяслав вел иа Киев ляхов, то Лрополк наводнил Выш-город латинянами, теперь его собственный отец позвал на помощь половцев. Медленно открылись дубовые ворота, и степняки тягучей лентой въехали в город.
