Владимир Мономах | страница 55
Братья королевы Эльгиты так и не пришли к Гастингсу. Через несколько дней Вильгельму сдалась крепость Уинчестер, и в тот же день королевская семья выехала из Лондона. Бросив ненужных ей, чужих детей, Эльгита бежала к братьям в Нортумбрию. Старая королева Гита с тремя внуками и двумя внучками двинулась на запад в свои собственные владения. А на другой день Лондон открыл ворота победителю. 25 декабря Вильгельм Рыжебородый торжественно короновался как король Англии. Все эти дпи Исаак провел в Лондоне. При нем выехала из города королевская семья, при нем вступили в столицу Англии франки.
– Да, трудные, трудные были дни… Кругом шла война, торговля совсем была плохой, но потом установился покой, и мы снова вынесли свои меха на продажу. Франки также любили русских горностаев и соболей, как и англы.
– Ну вы, конечно, понимаете, новый король тоже ждал подарков. Ах, разорение это для нас, великое разорение, все требуют приношений, и за что? За то, что мы честно везем товар из одной страны в другую.
Всю зиму 1066/67 года купцы из Руси провели в Англии. А потом, едва сошел лед, уплыли в Данию.
Последпие вести из Англии они услыхали уже в датской столице от королевы Елизаветы Ярославны зимой 1068 года. Вильгельм по успокоился со взятием Лондона и гнал королевскую семью все дальше па запад. Сыновья Гарольда пытались еще собрать рассыпавшиеся дружины англов, но все было тщетно: слишком велик был перевес сил у противника. И, как нередко бывает в таких случаях, вчерашние вассалы отца, вчерашние его друзья униженно клялись в новой верности победителям и сохраняли свои земли, замки, зависимых крестьян. Человеческая честь, честность, человеческие отношения приносились в жертву корысти, тщеславию, властолюбию.
«Разнообразна, прихотлива и противоречива природа человеческая, - качал головой многоопытный купец. - Ведь человек делает просто выбор. Для одного хорошо - это, а для другого - то».
Владимир негодовал, он ненавидел этих жалких трусов и предателей, никогда бы сам он не поступил та!; же. Слезы навертывались ему на глаза при мыслях о страшных делах, творившихся в Англии. А потом он обращался к своим русским делам, вспоминая пожарище горевшего Минска, жаркую кровь Немиги, скрученного мрач-ноглазого Всеслава. Бросить все, уйти от этой мерзости, позора и страха в Печеры, как когда-то сделал это юный Вильгельм въезжал на коне через Восточные ворота города, а через западные Береговые семья Гарольда уходила к кораблям. Гита смотрела с борта судна, как на мостки, по которым она только что прошла с бабушкой, сестрой, братьями, вступили, держа в руках боевые топоры, мощные, уверенные франки.