Владимир спустился со стены, прошел мимо Десятинной церкви, постоял около четверки бронзовых коней, вывезенных сюда еще Владимиром Святославичем из Херсопеса, и, минуя старый Владимиров дворец, вышел вновь к Софийским воротам. Он прошел по южным улицам Ярославова города и оказался перед Лядскими воротами. Владимир поднялся на крепостную стену и вздохнул полной грудью. Здесь все радовало его глаз: не было ни шумных ремесленных слобод, ни дерзких взглядов - тишина и покой охватывали Киев с юга. От самой крепостной стены до виднеющейся вдали горы Зверинец шли покрытые веселой зеленью холмы. Сквозь эту зелень пробивались редкие здесь строения. Слева за урочищем Перевесище на холме виднелась старая великокняжеская усадьба Берестов, за ней стояли кельи Пе-черского монастыря. На запад до реки Лыбедь простирались леса. Здесь было все близкое и родное - и теплый уют загородного великокняжеского дворца, где он совсем малышом бегал среди деревьев со своими двоюродными братьями - Святославичами, и приветливые, участливые слова монахов, и захватывающая дух охота на вепря в лесу Зверинца.
После каждой такой охоты отец говорил: «Благословенное место, дышится здесь легко, отпрошу у брата эту гору, срублю хоромы, поставлю храм…»
Владимир возвратился в дом, приказал оседлать ко-вя и в одиночку выехал по лесной дорого в Печеры. В монастыре он не застал обычного спокойствия. Монахи были чем-то возбуждены, тихо шептались по углам.
Антоний встретил его по-доброму, обратился как к взрослому, с резкими, тяжелыми словами: «Князь, воззри на беззаконие, пусть оно потрясет душу и сердце твое. Изяслав совсем выжил из ума - на нем лежит грех клятвопреступления, на его совести заточение Всеслава, бог покарает его за этот грех».
Владимир слушал святого отца, потом сказал, что вместе с Изяславом виноваты, наверное, и другие братья, и в первую очередь, как он знает, черниговский кпязь, но Антоний стоял на своем: «Во всем виноват Изяслав, и бог воздаст ему за это. Все монахи будут молиться за спасение Всеслава, за то, чтобы правда и мир торжествовали на Руси».
Со смутным сердцем возвращался назад Владимир Мономах. Он понимал, что не тяжкий грех клятвопре-: ступления волнует святого отца, а все усиливающаяся мощь латинства при дворе Изяслава, а это означало утерю монастырем своего влияния на дела Киева, а может быть и сокращение монастырских доходов. Мирские мысли с каждым годом все больше овладевали святыми отцами, и вот они уже готовы поддержать запертого в по-руб Всеслава. Чем закончится эта борьба монастыря, Антония с ноли-Кии князем?
